Из всех фольклорных жанров наиболее интернациональными являются сказки. Одни и те же сказочные сюжеты встречаются на разных континентах. Сюжеты, характерные для карельского сказочного эпоса, можно обнаружить у многих народов, но преж-де всего у ближайших соседей — русских и финнов. Выявление национальных особенностей сказки требует не только очень тщательного и всестороннего изучения всего сказочного репертуара данного народа в целом, но и его сравнительного исследования на фоне сказок других народов. Международные сюжеты в каждой конкретной национальной среде подвергаются специфической обработке, в результате чего создаются национально своеобразные версии известных сюжетов и сказочных типов. Следовательно, национальный характер сказочного эпоса выражается не столько в оригинальных сюжетах, которых, если говорить о европейских народах, совсем немного, а в характере репертуара, в своеобразной художественной разработке общих сюжетов, в стиле повествования.
В карельском сказочном эпосе представлены все известные жанровые разновидности: сказки о животных, волшебные и бытовые (под последними понимаются авантюрно-новеллистические, сатирические и юмористические).
В прошлом веке сказки о животных были многочисленны и довольно разнообразны. Наблюдалось их объединение в опре-деленные циклы вокруг образа какого-нибудь зверя. Среди ка-рельских сказок о животных выделяются сказки о лисе и медведе. В них хитрая лиса всегда одурачивает глупого, недогадливого медведя. Противопоставление лисы и медведя не могло быть результатом наблюдения над жизнью зверей, так как в природе такого антагонизма нет. Вероятно, сказки о лисе и медведе отра-жают переворот в мышлении древнего человека, когда он осознал
превосходство ума над физической силой. Но лиса не столько умна, сколько хитра. В ряде сказок ее хитрость осуждается как нечестный прием. В северной Карелии популярны сказки о лисе и журавле, в которых уловки лисы разоблачаются истинной муд-ростью журавля.
Кроме собственно сказок о животных, в прошлом у карел ши-роко бытовали этиологические рассказы о происхождении различных свойств и особенностей зверей, птиц и рыб. Чаще всего в юмористической форме рассказывается, к примеру, почему у зайца кончики ушей черные и почему у него «заячья губа», почему у лисы грудка и кончик хвоста белые, почему у медведя нет хвоста и т. д. Эти рассказы-сказки обнаруживают тонкую наблю-дательность их творцов над повадками и особенностями живот-ных.
Наиболее многочисленную группу в карельском сказочном репертуаре составляют волшебные сказки. Они отличаются характерным крестьянским колоритом, почти полным отсутствием реалий городского быта или господствующих классов. Герой карельской волшебной сказки, будь то крестьянский сын или ца-ревич, выражает взгляды трудового крестьянства. Условные цаои и царицы, царевичи и царевны сказок являются лишь данью ска-зочной идеализации, они заменили собой более ранних героев доклассовой формации. Поэтому сказочный царевич ведет себя в точности так же, как и деревенский парень, а царские хоромы ничем не отличаются от крестьянского дома. Сказки отразили одну примечательную черту карельского характера — врожденное чувство равноправия. Крестьянские герой или героиня не проявляют ни подобострастия, ни самоунижения перед царями или господами. Наоборот, сказка подчеркивает, как свободно и независимо ведет себя простой человек в отношениях с представителями господствующих сословий.
Своеобразие любой национальной сказки проявляется и в ре-пертуаре, в характере излюбленных сюжетов. У карел наиболее распространенными и оригинальными в плане разработки извест-ных международных сюжетов являются сказки о невинно гонимых девушках и женщинах: о подмененной невесте или жене; о падчерице; о девушке, преследуемой отцом; о подмененной сестре девяти братьев; о женщине, родившей девять чудесных сыновей; о девушке-безручке, которую преследует злая невестка.
Содержание данного цикла сюжетов можно охарактеризовать как борьбу за семейное счастье. Конфликт однотипен: злое суще-ство Сюоятар пытается с помощью коварства, лжи и наговоров погубить добродетельную женщину или девушку и занять ее место в семье. Зло в этих сказках всегда наступает, в то время как добро не оказывает сопротивления и страдает. Однако в конце сказки ложь разоблачается, зло получает возмездие и справедливость побеждает.
Носителем зла в карельских сказках о невинно гонимых является Сюоятар . По функции и характеру она близка к бабе-яге русских сказок. Сюоятар — это и злая мачеха, и коварная пови-туха, подменявшая чудесных детей щенками; Сюоятар или сама становится на место добродетельной сестры, невесты, жены, или же устраивает на это место свою дочь. Обычно всякая злая жен-щина в карельских сказках если не сама Сюоятар, то ее дочь или женщина из ее рода. Зловредность Сюоятар — не индивидуальное качество какой-то отдельной личности, а выражение враждебности чужого рода.
Карельский материал убедительно показывает, что борьба мачехи и падчерицы в сказке — это борьба чужих друг другу родов. При родовом строе не могло быть антагонизма между ма-чехой и падчерицей, потому что по существовавшим тогда брач-ным законам овдовевший отец брал новую жену из рода покойной жены, чаще всего ее незамужнюю сестру. Таким образом, мачеха оказывалась близкой родственницей сироты. Но при распаде родового строя с его брачными канонами вдовец нередко женился на женщине из чужого рода. Так возник конфликт между мачехой и падчерицей. Наиболее четко эта коллизия проявилась в карельских сказках типа «Золушка». Мачеха — сама Сюоятар или из рода Сюоятар — при всем старании не может погубить падчерицу, потому что последней помогают покойная мать и силы материнского рода. Карельская Золушка не обладает идеальной добротой и всепрощением, наоборот, она мстит мачехе и ее дочери, когда для этого представляется возможность. В ка-рельской сказке сохранилась архаическая основа конфликта, в то время как в сказках многих других народов конфликт модерни-зирован, в результате чего обусловлен нравственными чертами злой мачехи и кроткой падчерицы.
Несмотря на сходство с бабой-ягой русских сказок, образ ка-рельской Сюоятар имеет свои отличительные черты. Сюоятар об-ладает сверхъестественной способностью превращать преследуе-мых ею женщин в животных и менять свой облик. Она и после гибели продолжает мучить людей: части ее тела превращаются в змей, комаров, гнусов. Генетически корни образа Сюоятар мало изучены, но можно сказать, что они уходят вглубь древней мифологии. В карельских заклинаниях на укус змеи сообщается, что змея родилась от слюны Сюоятар. В некоторых заговорах Сюоятар отождествляется со змеем-драконом и изображается плывущей по волнам. Антропоморфные черты образа Сюоятар усилились в сказках.
Другой древний мифологический образ карельской сказки — лесная старуха (akka), которая всегда находится в избушке «на курьих ножках» (в карельских сказках — «на петушиных шпо-рах»). Обычно их три сестры, и герой или героиня должны обойти всех, чтобы получить нужный совет или волшебный предмет. Лес-ные старухи повелевают всеми тварями и в случае надобности созывают их, чтобы получить необходимые сведения. Старуха сперва производит отпугивающее впечатление. Она грозится съесть героя, но по его смелым и остроумным ответам догадыва-ется, что он — ее племянник или зять. Эта родственная связь почти всегда подчеркивается в карельских сказках.
Из женских образов, помогающих главному герою или герои-не, следует назвать еще старую вдову, добрую советчицу. Она не обладает сверхъестественными качествами или чудесными пред-метами, но знает тайны волшебных превращений. Ей известно, что Сюоятар превратила жену (или невесту) героя в утку, лебедя, олениху и т. п. Она дает герою совет, как разрушить злые чары. Примечательно, что старые вдовы и в быту занимали особое по-ложение. Им, в частности, принадлежало ведущее место в похо-ронном обряде, к ним относились с особым почтением.
Из мужских персонажей особое внимание привлекает образ младшего брата — Тухкимуса (Tuhkimus, Tuhkimuuricca, Tuh- kimurmicca). Имя это происходит от слова tuhka — зола, пепел; тухкимус — тот, кто сидит на печи или за печкой и пересыпает золу. Так обычно и характеризуется в экспозиции сказки младший брат Тухкимус.
Образ младшего брата Тухкимуса не отличается такой чет-костью и оригинальностью художественной обработки, как женские образы сказок. В ряде сюжетов карельский Тухкимус су-щественно не отличается от младшего брата русских сказок («Сивко-Бурко», «Три царства», «Молодильные яблоки», «Иван- царевич и серый волк» и т. д.). Многие сказки на эти сюжеты заимствованы у русских сравнительно недавно и поэтому не приобрели характерных для карельских сказок поэтических особенностей* Но при всей многоликости образа Тухкимуса привлекает внимание одна его особенность: конфликт между младшим и старшим братьями в карельских сказках во многих случаях не доходит до непримиримой вражды. Тухкимус часто прощает братьям их предательство и вероломство, даже попытку уничтожить его. Подобное добродушие и всепрощение, противоречащее духу сказки,, объясняется живучестью родовых связей у карел.
Наиболее ярко и разносторонне отразили жизнь карельского крестьянства в условиях классового общества бытовые сказки. Среди них самую многочисленную группу составляют сатириче-ские.
Для сатирической сказки типично сознание роли трудового народа как создателя всех материальных благ и поэтому противостоящего всем тунеядцам. В этом сознании скрываются корни оптимизма народной поэзии в целом, в том числе и сказки. Излюбленный герой карельских сатирических сказок—бедный крестьянин или батрак, которые своими действиями выявляют отрицательные черты своего противника (попа, купца, царского чиновника, самого царя), ставя его в глупое, смешное положение. Сатирическая сказка искрится жизнерадостным юмором* она восхищает нас изобретательностью комических ситуаций и яркими деталями. В ней нет элемента чудесного, как в волшебной сказке. Но сказочная фантастика и здесь налицо. Фантастика волшебной сказки носит сверхъестественный характер: так никогда не бывает и не может быть в реальной действительности. В сатирической сказке она иного рода: так не бывает, но, с точки зрения реальной возможности, допустимо. Например, бедный парень Кумохка идет красть у царя дрова, или царевича хотят женить на служанке — сестре Кумохки, или поп, одураченный шутником, бросается в прорубь. Сказка ставит своих персонажей в малоправдоподобные ситуации и сталкивает их при маловероятных в действительности обстоятельствах с одной целью — высмеять, развенчать тех, кто стоял над тружеником- крестьянином.
Объектом сатирического осмеяния в карельских сказках чаще всего являются представители духовенства. В этом отношении ка-рельская народная сатира обнаруживает большое сходство с рус-скими антипоповскими сказками (одинаковые сюжеты и комиче-ские ситуации), хотя отличается от них в деталях, общем коло-рите. Своеобразие карельских сатирических сказок проявляется и в репертуарном составе: у карел совершенно нет антибарских сказок. Это объясняется тем, что карельские крестьяне, будучи государственными, не знали крепостной зависимости от помещи-ков. В сказках северной Карелии сатирическим персонажем нередко является царь.
По эстетическому закону народной сатиры отрицательный образ непременно требует обличителя, в роли которого может выступать только положительный крестьянский герой. В едино-борстве со своим антиподом у него одно оружие — хитрость и обман, потому что иных средств для победы над классовым противником, на стороне которого сила и власть, у него нет. В народных сказках он чаще всего называется «шутом» или «шутником». В северной Карелии такой «шутник» иногда имену-ется Кумохкой. Несмотря на схожую сюжетную схему, эти сказки разнообразны. Оригинальность сказки зависит от творческой фантазии рассказчика, который вносит в повествование неповто-римые детали.
Особенности карельского быта, природных условий, нацио-нального характера раскрываются также в сатирических сказках о хозяине и работнике. Чаще всего работник — бедный крестьянин, вынужденный батрачить у попа. В карельских сказках такого типа в роли хозяина крайне редко выступают купец или кулак. В работнике мы видим опять-таки черты «шутника», который остроумно и весело дурачит скупого и глупого попа. В начале сказки поп доволен, что работник запросил мало за свой труд, затем вместе с попадьей радуется его мнимому усердию (работник же лишь делает вид, что работает). Глупость и корыстолюбие попа и попадьи прикрыты внешним простодушием. Это придает сказке тон веселого комизма, столь характерный для карельской сатирической сказки.
В ряде сказок о хозяине и работнике батрак обладает сверхъестественной силой, подобно герою волшебных сказок. Об-наружив это, поп хочет погубить работника, потому что боится расплаты (три щелчка за год трудов). Он дает ему задания, невыполнимые с его точки зрения, но батрак их легко выполняет и каждый раз возвращается невредим. Наконец поп и попадья вынуждены бежать из своего дома и тонут в озере (или гибнут как-нибудь иначе). Эта группа сказок является переходной между волшебными и сатирическими. Положительный герой в них еще не приобрел необходимого качества героя сатирической сказки— вызывать одобрительный смех своими остроумными продел-
В разряд бытовых входят и юмористические сказки. В них народ, «сознавая свое внутреннее достоинство» (Н. Г Черны-шевский), высмеивает собственные слабости: упрямство, лень, глупость, бесхозяйственность — черты, являющиеся общечеловеческими.
Сатира выражает непримиримость к определенным явлениям и качествам. Отрицательный образ сатирической сказки неизбежно приходит к гибели, он становится жертвой собственной глупости, жадности и трусости. В юмористических сказках такой не-примиримости нет: ленивый, глупый, неряшливый человек из крестьянской среды вызывает скорее добродушно-снисходитель-ный, чем обличительный смех. Ярким примером юмористического отношения к недостаткам людей из народной среды является сказка «Зять Хома» (группа сказок «Муж в роли хозяйки» и «Дурак домовничает»),получившая типично карельскую тональ-ность мягкого юмора. Другие персонажи сказки с легкостью про-щают зятю Хоме все совершенные им нелепости. Причина, оче-видно, в том, что он, как ребенок, простодушен и откровенен, всегда полон энтузиазма и готов первым броситься выполнять любое дело. Комизм сказки на этом и строится: искреннее жела-ние Хомы выполнить работу дает совершенно противоположные
Образ глупца юмористических сказок существенно отличается от глупого попа, глупого барина, глупого царя сатирических ска-зок. Первый и не пытается выдавать себя за умника, в то время как поп, барин, царь, безусловно, считают себя умнее представи-теля народа. Сатира обличает прежде всего фальшь и ложь во всех проявлениях. И если человеку из народа присущи эти каче-ства, то и он становится объектом сатирического обличения. Поэтому нельзя провести четкую границу между сатирическими и юмористическими сказками; версии одного и того же сюжета получают то сатирическую, то юмористическую интерпретацию.
Многое здесь зависит от индивидуального отношения сказоч-ника к тем или иным явлениям крестьянского быта. Кроме того, у разных народов один и тот же сюжет может получить различную — сатирическую или юмористическую — разработку. Например, у карел сказки на сюжет «Жена-доказчица» преимущественно являются юмористическими, в то время как у русских — сатирическими.
Ограниченность и глупость высмеиваются в карельских сказ-ках-анекдотах о киндасовских мужиках, сюжеты которых явля-ются международными. Почти у каждого народа можно найти такого типа сказки и анекдоты. Объектом высмеивания являются жители какой-нибудь местности: у русских — пошехонцы, у нем-цев— шильдбюргеры, у финнов — жители Хяме, у болгар — габбровцы и т. д. Связь с конкретной местностью давно уже утра-чена, и анекдоты приобрели общенациональный и даже шире — общечеловеческий характер. Смеясь над киндасовцами, поше-хонцами, габровцами, мы в конечном счете смеемся над собой. А умение смеяться над собой всегда было признаком оптимизма и духовного здоровья народа.
Можно думать, что большинство международных сюжетов ка-релы заимствовали у своих ближайших соседей. Уже в начале XIX в. исследователи отметили близость карельских сказок к русским. Взаимовлияние русской и карельской народной поэзии обусловлено многовековыми социально-экономическими связями. Этому способствовало массовое отходничество, общие ярмарки, непосредственное общение жителей карельских и русских деревень. Взаимодействие двух национальных культур особенно усилилось во второй половине XIX — начале XX в. с развитием капитализма, когда вся крестьянская Россия пришла в движение. Определенную роль сыграли и доступные народу сборники русских сказок. Особенно сильным русское влияние было в южной Карелии, где карелы, в первую очередь мужчины, издавна владели русским языком.
Пословицы и поговорки сложились в результате многовекового опыта народа, его жизненных наблюдений, в них находим обобщение какого-то явления, процесса, исторического факта, вы-раженного в краткой сжатой форме: «...это,— как отмечал
В. Даль,— цвет народного ума, самобытной стати; это житейская народная правда...»
Известно много метких, точных карельских пословиц и пого-ворок, связанных с условиями жизни, быта, социальных отноше-ний: «Кип mettsa alenou, kyla lahenoy» — «Лес (становится) ниже — деревня ближе»; «Vesi venehes loyday loukot» — «Вода найдет щели в лодке»; «Parempi on kopra kunnivuo, kuin helma taysi hapieta» — «Лучше горсть почета, чем полный подол позора».
Пословицы выражают народные отношения к нравственным понятиям добра и зла, чести и бесчестия, смелости и трусости, трудолюбия и лени и т. д. Отличие их от других жанров фольк-лора в том, что они бытуют не самостоятельно, их не поют как песни, не рассказывают как сказки, а они употребляются в живой разговорной речи. В этом, очевидно, одна из причин того, что пословицы и поговорки и сегодня наиболее распространенный жанр карельского фольклора. Их сохранность зависит еще и от формы — краткой и выразительной — и, следовательно, легко запоминающейся.
Наряду с пословицами и поговорками к так называемым «ма-лым жанрам» принято относить загадки. Загадка — жанр международный, но наряду с этим карельской загадке присуща своя национальная специфика, проявляющаяся в своеобразных услови-ях бытования, социальных отношениях, тематике и художественной природе.
В процессе исторического развития менялись сюжеты, образы, мотивы, стиль фольклорных произведений, трансформировались жанры. Процессы эти, длительные и сложные, происходили на протяжении веков. Несмотря на сложность исторического пути фольклора, основные жанры его дошли до наших дней. Заслуга в сохранении фольклорного богатства принадлежит карельскому народу, неоценима роль карельских сказителей в сохранении рун, вошедших в «Калевалу». После Октябрьской революции в Совет-ской Карелии выявлены талантливые рунопевцы и сказители, среди них известные в республике Т. А. Перттунен, М. А. Ремшу, Е. И. Хямяляйнен, А. Ф. Никифорова, М. И. Михеева, М. М. Хотеева и др.
Карелия — один из редких (до сих пор сохранившихся) «фольклорных заповедников». Но сегодня о бытовании фольклора можно говорить только условно. В силу изменений всего жизненного уклада: труда, быта, культуры, образования — фольклор-ные произведения забываются. Сегодня нигде не поют древних эпических песен, они ушли в прошлое. Но в памяти людей стар-шего поколения они еще сохраняются. В их исполнении удается записать эпические и лирические песни, заклинания, причитания, ёйги, сказки, загадки и т. д.
Все чаще, не в семье, не в доме, а только на клубной сцене, можно услышать исполнение карельских народных песен, увидеть инсценировку старинной карельской свадьбы. Фольклор при-обретает новую форму бытования — переходит в репертуар кол-лективов художественной самодеятельности.
Все больше укрепляются связи фольклора с литературой. Для многих карельских писателей фольклор,— как отмечает литера-туровед Э. Г Карху,— та «непосредственная почва, которая вскормила и питает их дарование... Предки этих писателей, даже не прадеды и прабабушки, а матери и отцы, жили в мире народ-ной поэзии, не зная книжной культуры. В фольклорной атмосфере выросли и их сыновья, ставшие первыми писателями своего народа, первым поколением его художественной интеллигенции. Их творчество является одновременно и наглядным выражением и одним из результатов перехода карел от устной поэзии к лите-
Фольклор — культурное наследие, к которому обращаются писатели, художники, композиторы, творческие работники театра. Наш динамичный XX век с новыми формами искусства не может отречься от древности, от своего наследия, ибо, говоря словами А. М. Горького, «подлинную историю трудового народа нельзя знать, не зная устного народного творчества».
