Когда в августе сорок первого года я впервые оказался в Суоми, мне все тогда было в диковинку. Тринадцатилетнему подростку, очутившемуся вдруг после лесной карельской деревни в заграничном капиталистическом мире, приходилось быстро осваиваться в новой обстановке и привыкать к жизни в совершенно ином обществе. К счастью, это продолжалось недолго. Ту встречу с Суоми можно было назвать первой экскурсией в иной мир.
Вскоре я был снова на родине, где начинались уборочные работы, а потом пахал, бороновал. С конца августа до холодов был на сплаве. С ноября сорок первого года я был доставлен военными властями в Суоми. С того времени с Финляндией и нравами народа пришлось познакомиться более основательно.
Многое в Финляндии в ту пору показалось любопытным. Например, солдат, находящийся на фронте или приравненных к нему условиях, каждые три месяца получал краткосрочный отпуск домой на родину. С этих отпусков и начинались многие конфликты между союзниками: финскими солдатами и вояками вермахта.
Приезжает, к примеру, финский солдат домой, скажем, в город Ловийса. В том городе с перерывами я жил достаточно продолжительное время, и несмотря на юный возраст, подмечали осмысливая происходящее. Так вот, приезжает солдат домой и там застает со своей женой немца. Что он делает? Его убивает. Не стану утверждать, что так происходило всюду. Но об убийстве немцев стали распространяться слухи. Цензура, которая была довольно жесткая в годы войны, не допускала к печати подобные факты, и все же солдатские газеты как-то ухитрялись о них сообщать.
Стоит сказать, что официальные круги страны всячески оберегали от осложнений отношения с Германией. Для этого были достаточно веские основания. Первое время в HI и 1942 годах авторитет немецкой военной машины в Финляндии держался славой вермахта, завоеванной покоренном почти всей Европы.
Нельзя закрывать глаза на то, что в ту пору многие Молодые финские женщины, особенно из "лотта-свярд", прямо-таки липли к немцам, что мухи на мед. Внешне они смотрелись куда интересней собственных мужей и женихов. Еще бы: покорители Европы! Стоило женскому полу увидеть покорителей на улицах города и трудно было устоять на месте. Идет военный моряк Германии. Не вояка, а манекен: форма под него, сам высок, видимо, на флот подбирали высоких и стройных парней. Идет, задрав голову. Кажется никого не видит. Кортик блестит, точно из чистого золота, спесь прет за версту. Высшая раса!
Под стать моряку солдат вермахта: выправка, ботинки начищены до блеска. Форма отутюжена; ходит и видит лишь себя и кур. Это я заметил в Олонце. Летом того года родители отправили меня к старшей сестре, надеясь, что она как-то прокормит меня. У родителей жилось довольно туго. Вот тогда-то я впервые и увидел вояк на улицах Олонца. Вокруг города стояла немецкая дивизия. Полки и батальоны располагались в разных деревнях.
Солдаты хватали кур, где только могли, и домашняя птица вскоре вовсе исчезла - немцы съели.
В том же году финны добились удаления всех немцев с юга Карелии.
После битвы под Москвой поведение "покорителей" Европы стало меняться. Однако не настолько, чтобы они перестали фасонить.
События лета 1942 года их, вояк Германии, вновь вознесли чуть ли не до небес. Опять они задирались и вновь финны терпели от них пакости...
Так сказывалась война на поведении союзников и на формировании общественного мнения народа.
Поначалу немцы вели себя в Финляндии, как оккупационные войска. Одно поражение за другим сбило с них спесь. Дело, по-видимому, шло к тому, что гитлеровцы либо будут выведены из страны, либо их полномочия будут резко ограничены.
Понимание того, что немцы покинут страну, и финнам предстоит одним противостоять русской армии, вынудило командование лихорадочно строить укрепления. Пропаганда, что исходила из Ленинграда, имела серьезное воздействие на народ Финляндии. Сообщения радио о победах советского оружия на юге, а вначале 1944 года и под Ленинградом, окончательно отрезвили умы передовой финской интеллигенции, прогрессивных деятелей.
Смена руководства Карельского фронта, с чего, собственно мы и начали разговор, не прошла незамеченной в Генеральном штабе Финской армии.
Маннергейм теперь окончательно осознал, что наступила его очередь испытать то, что пережили командующие немецкими армиями на юге России.
Нелишне отметить то, что в Финляндии давно шли разговоры о выходе из войны. Сначала прогрессивные деятели Суоми начали зондирование требований советского правительства к Финляндии. Делалось это либо через неофициальные каналы в Швеции, либо через ее представителей в других странах. Лишь ранней весной 1944 года пошли разговоры, теперь открыто, точно немцев уже не было и стране, о том, что финские власти ведут переговоры с Сонетами о мире.
Несмотря на это, финская пропаганда, а она велась довольно эмоционально, внушала населению немыслимые требования Сталина. Любой финн, если он считал себя патриотом, а чувство любви к Суоми воспитывается с молоком матери, не мог не содрогаться от мысли: Финляндии конец, а им, финнам, крышка.
Именно в эти недели началась эвакуация населения с побережья Финского залива вглубь страны, когда военные стали интенсивно минировать все побережье и ближние осттрова залива, начиная от линии боев до самого Ханко. А чуть позже началась, по образцу немцев, тотальная мобилизация. В армию призывали стариков, даже инвалидов, Способных хоть что-то делать. Оголили многие торговые суда. В армию были призваны моряки, способные носить оружие.
Финляндия, как в аналогичных обстоятельствах Советский Союз, весной 1944 года превратилась в военный лагерь.
Нет сомнения в огромной роли советских радиостанции, где бы они ни работали: в Ленинграде ли, Карелии, Мурманске, Москве, особенно тех из них, что постоянно вклинивались в сообщения финского радио. Но в бочке меда была и своя ложка дегтя.
С одной стороны, они несли слушателям информацию о положении на фронтах, доводили до финнов победы Красной Армии. Этими же сообщениями раскрывали и замысел Сталина, Жданова и других руководителей СССР, который состоял в том, чтобы завоевать Суоми, превратив ее в провинцию Советского Союза. Словом, чего не удалось добиться Красной Армии в Зимнюю войну, то следовало достичь нынче, летом 1944 года.
Радиопередачи будоражили весь финский народ. Даже самые лояльные из финнов к Советскому Союзу стали активно поддерживать свои правящие круги и организации активного сопротивления врагу.
Позже станет известно о том, что финские радиожалобы, куда мы вклинивались так мастерски, были рассчитаны и на миллионы избирателей в США. Американские финны давили на Конгресс и Сенат, чтобы президент добился от Сталина обещания не захватывать Финляндию. Не допустить того, что произошло 136 лет назад - покорение царскими войсками Суоми.
Немного о тех, кого не видели, но постоянно слышали. На Ленинградском радио работала очень сильная финская редакция. Ее возглавлял Армас Эйкия. Голос главного редактора мне доводилось слышать часто, особенно после начала битвы на Курской дуге. Он не просто выступал. Он теперь в эфире прямо-таки пиратствовал. Эйкия вклинивался во все финские передачи. Перебив диктора или любую другую трансляцию, начинал вещать о победах Красной Армии. Это ему легко удавалось делать, так как ленинградское радио было тогда намного мощнее финского. Надо отдать должное А. А. Жданову, он на передачах за линию фронта не экономил, чего нельзя сказать про Финское правительство. Бывало вклинится Эйкия в какую-то передачу финнов и давай гнуть свое. Тогда, летом 1943 года, мне казалось, что наша финская редакция, зная, что она сильнее, чем радио из города Лахты, в любой момент может заглушить голоса, исходившие из Хельсинки. Так, собственно и было. Компания Эйкия не стеснялась в выражениях. Но более всего меня поражало то, как она оперативно использовал; факты из будней жителей Суоми.
Я тогда не знал, откуда и как они добыты; понял, когда стал общаться с Петром Васильевичем Самойловым. Никто не располагал таким множеством чужих секретов, как штаб Карельского фронта и "фирма" Самойлова.
Отсюда, из Карелии, радио Эйкия питалось информацией. Конечно, не только от фирмы Самойлова.
Именно тогда, в 1953 году, многое из ранее неизвестного стало проясняться, как, впрочем, и его, Петра Васильевича, осторожность. Почему он опасался с нами откровенничать? Спецпропагандист остерегался, чтобы вместе с анекдотичными случаями не выболтать секреты армии, а может быть, и страны.
Приведу один из эпизодов выступления Эйкия по Ленинградскому радио. Тогда я плавал юнгой на торговом судне в Финляндии.
"Финский солдат! Подумал ли ты о том, что значит война с Советским Союзом, чем она может кончиться? Не только для тебя? Для кого-то она закончится печально!
Ваше упорство принесет неисчислимые беды финскому народу. Что дальше? Что делать? Надо требовать от своего правительства изгнать немцев из страны и заключить мир с Советским Союзом".
