Скоропалительное выдворение нас из курсантского подразделения и нежелание офицеров объяснить суть происходящего, наконец, путаные ответы сержанта, а он наверняка был в курсе нашей дальнейшей судьбы, вконец повергли многих из нас в уныние. Мы чувствовали себя лишними и никому не нужными. С того печально памятного дня многие из нас даже стали опасаться разговаривать по-карельски и без надобности общаться друг с другом. Наступило тревожное ожидание. Мы словно были загнаны под глухой колпак. Отсутствовала вообще какая-либо информация. Наши умы и души питались лишь слухами. Но и между собой откровенничать особо не смели. Знали, что каждое неосторожное слово тут же станет достоянием особистов.
Пожалуй, единственным невозмутимо рассудительным в этой ситуации оказался Саша Ишанин. И его поведение нас несколько подбадривало и успокаивало. В городке было четыре роты. Не только они - даже взводы занимались отдельно, поэтому со многими своими лучшими товарищами, в том числе и с Сашей мы виделись разве в столовой да утром на разводе. В столовую мы шли повзводно, ибо рота в полном составе могла бы утонуть в опилках, из кото-рых состояла вся дорожная основа.
С Сашей Ишаниным нас однажды разлучили, правда, ненадолго, но и эти недели показались мне беспросветно грустными. Не будь рядом Петра Терентьева, не знаю, как и выдержал бы разлуку. Дружба в условиях военного времени значила очень многое. С Сашей я познакомился на станции Кемь перед отправкой в Вологду. Разговорились мы тогда с ним и подружились крепко и надолго. А с Петром встречались еще в Ведлозере, оказались рядом на медицинском осмотре. Он показался мне несколько чудаковатым и неунывающим пареньком, этим и понравился. Как только пришли финны, он был направлен на уборочные работы, а потом на сплав, как и я. Саша Ишанин, в отличие от нас, мог считаться героем. Около трех лет провел он, кстати, об этом впоследствии в своих мемуарах упомянет Г. Куприянов, в каторжной Киндасовской тюрьме. Вот каким образом он там оказался.
Когда враг занял Шелтозеро, всех взрослых привлекли на оборонные работы. Мальчишек послали в лес на заготовку дров. Им определили дневную норму. Справился, считай себя свободным. Не осилил - хоть ночуй в лесу. 13-летний Саша вскоре наловчился выполнять задания раньше установленного срока. Работать, конечно, приходилось не просто - в поте лица, в мыле. Повалит, бывало, дерево, тут же распилит на чурки; потом сложит их в штабель. Так день за днем. Как-то Саша быстрее обычного осилил норму и решил уйти домой. Но за ним приперся староста.
Вообще-то к старосте он относился, как скажет после, терпимо. Староста не шибко гнул спину перед оккупантами и не лез, как говорится, на рожон при встречах со своими. Но в тот вечер, похоже, "коса нашла на камень". Скорее всего, потому что Саша сильно уморился, недоспал и был голоден.
- Ты почему так рано домой? - спросил староста Сашу.
- Я уже сделал норму, - ответил лесозаготовитель.
- Возвращайся назад! - староста перешел на приказной тон. - Я приду проверить твою работу.
- Это можете сделать и без меня, - паренек начал объяснять, где лежат заготовленные чурки.
Староста недослушал его:
- Сказано, дуй в лес!
Саша понял, что до старосты его слова не доходят, и его словно затмило.
- Холуй вражеский! - выкрикнул паренек. – Пошел вон!
Староста пытался схватить его за шиворот и вытащить на улицу, может, даже отвести в штаб к финнам. Александр показал такую прыть и изворотливость, что староста изумился. Саша увернулся, бросился в сени, схватил со стены косу и двинулся на обидчика. Тот успел чем-то загородиться, иначе дело могло бы кончиться совсем плохо.
- Гадина! - орал Саша, размахивая косой. – Сейчас ты за все получишь!
В тот день его арестовали и увезли в Петрозаводск в тюрьму, которая оказалась нынче в центре города. В ней уже сидело несколько карелов. Были и финны, отказавшиеся воевать против русских.
Начались допросы. Следователь выпытывал о мотивах преступления. Кто и когда дал ему задание зарезать старосту?
Допросы длились день за днем около недели.
Видимо, удовлетворившись его объяснениями, финны отвезли Сашу, как уже было сказано, в Киндасовскую тюрьму, что в шестидесяти километрах от столицы Карелии. В ней- Саша томился без малого три года.
Вот таким я узнал Ишанина осенью сорок четвертого года. Мы с ним изредка встречаемся до сих пор.
