Уже мало кто сомневался в том, что генералы из Волхова настроили Андропова, Прокконена и еще нескольких руководителей КФССР против Куприянова.
Нынче толкуют, что по прибытию в Беломорск Терентий Фомич начал деликатно вести беседы с членами бюро ЦК КП(б) республики по поводу сомнительной полезности первого секретаря ЦК для Карельского фронта в качестве члена Военного Совета.
По тому, как вел себя Штыков с Самойловым и как осторожно, исподволь касался сведений о каких-либо связях Куприянова с Финляндией и другими странами, майор сразу смекнул, чего от него добивается представитель Сталина в Карелии.
Он пока ненавязчиво намекал, чтобы Петр Васильевич выявил возможные каналы связи Куприянова с заграницей, прежде всего с Финляндией. Терентий Фомич не верил, чтобы первое лицо союзной республики, граничащей г зарубежьем на протяжении почти тысячи километров, не имело бы каких-либо сношений с соседним государством. Кем, с кем, а уж с коммунистами точно был связан, как-никак Тойво Антикайнен после освобождения из финской тюрьмы осел в Карелии!
Самойлов не понимал лишь одного: зачем генералу, приближенному к Сталину, выискивать связи Карелии с Финляндией? Не разумнее ли их спрашивать у Берии? Москва не могла не иметь сведений о куприяновских связях с другими странами. Петр Васильевич слышал, что Геннадий Николаевич будто бы окружил Штыкова своими людьми, и тот стал опасаться офицеров из штаба фронтового управления.
-Думаю, - говорил позже Самойлов, - это, наоборот, делал не Куприянов, а Штыков. Терентий Фомич был человеком подозрительным и во всех штабистах усматривал сторонников Куприянова, а значит, своих врагов.
Как бы там ни было, а Геннадий Николаевич все же разгадал план заговорщиков. Скорее всего, у него оставались преданные люди в окружении Жданова, которые время от времени поставляли ему информацию. Пожалуй, только этим и можно объяснить, что он еще в конце сорок второго года начал готовиться к отпору ждановским планам, основательно вооружился контраргументами и к началу сорок третьего года был готов к сопротивлению. Тому свидетельство - папки архивов, найденные спустя 50 лет.
Если принять во внимание тот факт, что все крупные руководители имели своих информаторов и внимательно следили за каждым шагом своего вероятного противника, а это давно известно, то какое же доносительство царило в ЦК партии страны и центральных комитетах союзных республик?
В Карелии Штыкова все раздражало. Он сам не понимал, почему он принял в штыки Куприянова. Потом ему не понравились члены бюро, разве что исключение составили комсомольский секретарь Ю. Андропов да председатель Совмина П. Прокконен. Хотя, какой он, к черту, "Прокконен"? Наверное, и по-фински-то кумекает немногим лучше Терентия Фомича? Запинается уж точно по-карельски.
После недолгих размышлений он понял, в чем причина его недовольства - местные слишком вольно вели себя с ним - личным представителем вождя. Дурни, усмехнулся про себя Штыков, не догадываются, что им тут недолго осталось выкомаривать. Упечем в Сибирь, станете более покладисты!
Пока же надо терпеть этих чиновников. Чуть-чуть уж осталось! Особенно ему хотелось бросить в лицо Куприянову: "Тебе тут не хрен больше царствовать! Очутишься на Колыме, не раз попомнишь Штыкова!"
Терентий Фомич радовался, что план, предложенный Ждановым, выполняется скрупулезно и осталось совсем немного усилий, чтобы дать команду на посадку в кузова и вагоны всех карелов и с ними заодно всей этой руководящей швали. Пусть скопом долбят вечную мерзлоту...
Иногда перед ним вставал вопрос: он выполняет план Жданова, а согласован ли он с Берией, Маленковым, Щербаковым? А вдруг нет? Однако при всех обстоятельствах, отступления назад уже нет. Довольно быстро Штыкову удалось договориться о сотрудничестве с Андроповым. Юрий ни минуты не мучился сомнениями, что сведения, запрашиваемые Штыковым, пойдут на пользу стране. А не пойдут ли во вред Куприянову? Терентий Фомич, кажется, догадывался, что у молодого человека виды на будущее простирались дальше сегодняшнего дня. Позже Штыков не раз вспоминал, как струхнул Андропов, когда ему позвонили и сказали, что к нему едет сам представитель Сталина.
Разговор с Первым Секретарем ЛКСМ КФССР генерал начал издалека. Как комсомолия Карелии восприняла весть о нападении финнов? Чем она сейчас занята? Как комсомол сражается в тылу врага? Потом спросил, уже "прицельно", точно знал потери подпольщиков в этой тайной войне:
- Сколько человек, заброшенных в тыл противника, сгинули бесследно?
Андропов стал называть райкомы, куда были отправлены секретари на подпольную работу.
- И все они попали в руки финнов?
- Чтобы адаптироваться среди местного населения, нужно время.
- А у нас его нет?
- Нет, товарищ генерал!
- По нашим сведениям, - продолжал запугивать Штыков Андропова, - некоторые твои посланцы в руках врага! - На самом деле, у него не было никаких данных. Терентий Фомич брал Юрия Владимировича на пушку. - Все это наводит на тяжкие мысли, - продолжал он.
Секретарь ЦК комсомола Карелии подобострастно слушал члена Военного Совета фронта. Ему казалось, что тот в курсе всех дел и гораздо полнее его информирован, что творится в тылу. Временами ему от страха казалось, что сведения о карельском подполье Штыков черпал, как воду из бочки.
Опытный интриган понял сразу, что комсомольский вожак "испекся" и вряд ли станет ему в чем-то перечить.
Визит Штыкова в ЦК комсомола Карелии явился своего рода предварительной разведкой тылов Куприянова. Спустя несколько дней, он уже беседовал с председателем Совмина Прокконеном. Штыков никогда себя не считал дипломатом и этим гордился. Другое дело, если им прикажут стать. Тогда он будет деликатничать, искать подходы, осторожничать... Теперь же он - генерал и представитель Сталина в Карелии, и потому имел право не только просить какие-то сведения, но и требовать. Уверенный, что его воспринимают как посланца Верховного Главнокомандующего и Председателя Комитета Обороны, он и повел встречу с Прокконеном в подобающем стиле.
- Знаете, товарищ Прокконен, в Москве не очень-то одобряют, что вы здесь часть войск используете на лесозаготовках. Должны понимать, что войска не для хозработ. - И Штыков начал приводить доводы, которые показывали, что превращение даже отдельных частей в рабочие отряды серьезно осложняет положение наших войск на передовой.
Стоило представителю Сталина вспомнить о том, что Ленинград в свое время вправе был рассчитывать на большую поддержку и помощь со стороны Карелии, как Прокконен стал выискивать всевозможные причины, почему Карелия и Ленинград оказались так быстро "в охлаждении" друг к другу.
Штыков видел, что председатель Правительства обладает ничтожно малым весом для Куприянова и, видимо, свое мнение не может отстаивать при принятии каких-то важных решений. Дальнейший разговор проходил под знаком выяснения позиций друг друга. Прокконен хотел узнать, с какими полномочиями приехал гость в Карелию, а Штыков прощупывал его взаимоотношения с Куприяновым.
Беседа показала, что Прокконен станет с ним сотрудничать и на него особого нажима, пожалуй, и не требуется.
Когда Терентий Фомич уходил от Председателя правительства, настроение у него было приподнятое. Он понял, что его команда пополнилась еще одной фигурой, имеющей немалый вес в его игре.
Спустя десять дней, он долго выслушивал политкомиссара о проделанном и уже не мог не чувствовать удовлетворения от мысли, что, вроде бы, все ранее запланированное осуществляется и у него почти нет причин для тревоги. Жданов им останется доволен.
Еще лучше прошла встреча с Мельниковым. Тот зря времени не терял. Уже были подготовлены четыре группы по три-четыре человека для создания видимости активных действий карельских бандитов. Перед ними были определены конкретные пункты и места нападения на передовые части наших наступавших войск.
Наиболее наглый налет "бандиты" должны были совершить на подступах к селу Видлица, потом в Больших Горах и Погран-Кондушах и, желательно, чтобы в один и тот же день. Это придало бы этим нападениям видимость распространенности и массовости.
Оппозиция работает, дело "на мази", радовался Терентий Фомич. Мерецков, слава богу, не мешает!
