<...> Взаимное обогащение культур советских народов при ведущей роли гуманистических идей русской культуры – таков продиктованный жизнью путь нашего культурного строительства, выдержавший историческое испытание.
С другой стороны, культурное развитие, оставаясь открытым для инокультурных, интернациональных влияний, не может не опираться на родные источники и корни. Это делает важным вопрос о правильном определении соотношений между составляющими национальной (этнической) культуры, среди которых на первое место заслуженно выдвигается язык с его многовековой историей и самобытностью.
В связи с этим среди нерешенных проблем нашего культурного развития особую остроту приобретает проблема бесписьменных языков. Она актуальна и для Карелии.
Как известно, предпринималось несколько попыток создать письменность на карельском языке. Но они кончались безуспешно по разным причинам, среди которых негласно всегда присутствовала и такая, как осторожность, даже настороженность по поводу возможной реакции сверху. И сейчас при обсуждении вопроса о перспективах бесписьменных языков, в том числе и карельского, можно услышать предупредительно-отрезвляющее: «Это вопрос политический».
Но ведь такое противоречит Конституции СССР, провозгласившей равенство народов и их языков. Откуда же настораживающие предупреждения? Почему создание письменности на языках ранее бесписьменных народов было завершено тем, что успели сделать в 20е и 30е годы, хотя бесписьменных языков оставалось немало?
Однозначно ответить на эти вопросы невозможно. Ясно одно: в 20е и 30е годы создать письменность на всех языках ранее культурно отстававших народов у нас не было возможности; не хватало средств, кадров, да и сами языки во многом оставались экзотическими с точки зрения их научного изучения. Затем началась война, принесшая разруху и новые бедствия. А к тому времени, когда раны войны были залечены и можно было вернуться к проблемам бесписьменных языков, появляется теория так называемых зональных языков и единого мирового языка в будущем, сформулированная И. В. Сталиным в ходе дискуссии 1950 года.
Теория провозглашала тезис о постепенном отмирании национальных языков как признаков этнических общностей, которые тоже якобы превратятся в историческую пыль. Именно с того времени указанная проблема приобретает ярко выраженную политическую окраску. Она становится небезопасной: зачем вдыхать новую жизнь в мелкие бесписьменные языки, если в перспективе не будет не только их, но и великих национальных языков? Тем более, когда перспектива указана на уровне «корифея».
Разумеется, эта теория не была принята очень многими учеными-гуманитариями. Тем не менее свое отрицательное воздействие она оказала: вопреки великим гуманистическим традициям в гуманитарной науке, заложенным крупнейшими умами самых разных народов, согласно которым ценность языка не определяется количеством говорящего на нем населения, в нашей науке (и не только в ней!) стало утверждаться высокомерие и пренебрежение по отношению к малым языкам. И это, безусловно, стало одной из острых проблем в развитии нашей многонациональной культуры, в подлинном приобщении малых народов к культурному обновлению.
<...> Языки и культуры умирали всегда, уступая место другим. Такова логика исторического движения. Речь идет лишь о том, чтобы не дать этим языкам и культурам исчезнуть бесследно в нашем-то веке науки и всеобщей грамотности.
Наша страна с ее богатым этническим составом и верностью великим гуманистическим принципам могла бы быть инициатором и в этом направлении. Для начала было бы неплохо, если бы в составе Академии наук СССР был создан отдельный Институт малых народов СССР, который бы возглавлял и практически проводил планомерную работу по комплексному описанию и изучению языков, культур, истории, фольклора и т. д. Прежде всего, бесписьменных народов.
В свете сказанного предложение о создании письменности на карельском языке – закономерный этап в культурном развитии народа. Другое дело, хочет ли сам народ этого или он, свободно владея другим языком, вполне удовлетворяет все свои умственные и практические потребности с помощью этого другого языка.
Что же касается чисто лингвистической проблемы, связанной с существенными различиями между основными диалектами языка, то она не должна быть препятствием на пути создания письменности. Диалект, близкий к финскому языку, может в качестве письменно-литературной формы пользоваться финским литературным языком, в то время как новая письменность, на мой взгляд, может быть создана на базе южно-карельского диалекта.
Аналогичным образом можно было бы решить вопрос и о письменности на вепсском языке. <...>
Независимо от того, как эти вопросы будут решены, наши вузы призваны проявлять реальную заботу о том, чтобы часть их выпускников была на деле ориентирована на изучение проблем культуры региона и края: языка, истории, фольклора и т.д. Филологический факультет университета планирует поставить эту работу на более серьезную основу начиная уже с будущего учебного года.
З. Тарланов,
профессор, заслуженный деятель науки Карельской АССР
