Во 2 номере газеты «Ведлозерские окна» за 2012 год приведено количество исчезнувших деревень согласно данным последней переписи: «8,5 тысяч сел и деревень исчезли с карты страны, еще 19 тысяч числятся, но пустуют». В их числе моя родная деревенька (в русском переводе – Корбинаволок), которая располагалась на восточном побережье озера Ведлозера…
Впервые она упоминается в писцовых книгах Обонежской пятины еще в 1563 году. Разумеется, люди поселились там значительно раньше. Склонна предполагать, что среди них были предки моей родословной. Почему они оказались там? Полагаю, в поисках лучшей доли… В бегах от унижения власти, нищеты, набегов и войн, татаро-монгольского ига, наконец. Люди, явившиеся в этот уголок земли несколько веков назад, оказались свободными. Красота природы, длинные светлые дни для работы, обилие даров природы: ягод, грибов, дичи, рыбы, – сумей лишь взять, поймать, собрать, заготовить, сохранить. А орудия труда? Как в пословице: «Голь на выдумку хитра». Главное – сделать, найти, увидеть, приспособить, достать. Так и жили. Ведь на памяти недавно ушедшего поколения наших дедов, отцов и матерей – непосильный, тяжелый труд по обработке земли, добыванию пищи для пропитания.
Примерно десять лет тому назад меня заинтересовала моя родословная. В разных инстанциях пыталась найти эти сведения, в том числе и в Петрозаводской епархии. Получила ответ, что бывшие крестьяне не имели фамилии, и попытки мои тщетны. Но, оказывается, это не совсем так. С давних времен существовали церковные приходы, где регистрировались дни рождения и даже дни крещения детей, бракосочетания, умершие (возраст, причина смерти). В те времена новорожденным родители давали имя (Иван), а фамилия записывалась по имени отца (Петр). Итак, Иван Петров. Понятия «отчество» в народе не существовало.
Нарисовать общую картину жизни д. Корбиниеми, уточнить родственные связи и примерно представить мою родословную по материнской и отцовской линии мне помог наш земляк Андрей Александрович Стафеев. В поисках своей родословной он собрал колоссальную информацию о предках XVIII, XIX и начала XX столетия. В его домашнем архиве немало томов рукописных записей из метрических и иных книг разных приходов, естественно с выборкой и учетом собственных интересов. Я чрезмерно благодарна этому удивительному человеку за помощь.
В мае 1858 года в Олонецком уезде проводилась перепись населения. В деревне Корбинаволок Ведлозерского прихода было зарегистрировано 16 дворов, всего проживающих – 73 человека вместе с детьми. Это не так уж и мало. По данным переписи населения 1905 года в Корбинаволоке было 13 дворов, проживающих – 60 человек, в том числе мужчин – 33, женщин – 27. Скотины – 89 единиц, из них: коров – 15, лошадей – 15, прочего скота – 59. Вот такой была представлена моя деревенька в начале ХХ столетия.
Хочу рассказать, какой я ее помню. Расположена она была на небольшом полуострове в отдалении от главного центра – села Ведлозера – примерно на 15 километров по водной глади. На правом берегу, с видом на широту озера и соседние деревни, размещалось всего 7 дворов. На самом берегу стоял один дом, моего деда Акима, остальные – полукругом, в отдалении. В центре деревни была «площадь» для массовых гуляний. Левый, тихий берег был заросший, в виде залива. Там обычно стояли деревенские лодки, и от каждого дома туда вела тропка. За деревней следовали часовенка и кладбище.
От главной дороги Корбиниеми отдалена на 4 версты, поворот следовало сделать влево, сразу за хутором Григорьева. Дорога была заметная, лошадная. Мы с мамой ходили по ней пешком. И всё же основное сообщение было по озеру, летом – на лодках, зимой – по снежным тропам: пешком или на санях. Не раз мне приходилось сидеть в лодке по маршруту Корбинаволок-Ведлозеро и даже грести. Гребцов всегда было по два человека, на половине пути люди, сидящие в лодке, сменяли гребцов, а «рулевой» на корме вёл лодку по прямой черте озера.
Я даже умудрилась в лодке родиться. Мама рассказывала, что 20 августа у нее начались трудные роды. Бабушка Акулина посадила маму в лодку, и они поплыли в амбулаторию деревни Юргилица. В пути, не доехав до места назначения, я выскочила на свет Божий попкой вперед. Погода была теплой, солнечной, бабушка выкупала меня в озере и повернула лодку в обратный путь.
По данным метрических книг в начале прошлого века в Корбиниеми жили с семьями четыре сына моего прадеда Тимофея: Алексей, Петр, Аким и Григорий. Аким – мой дед. Дом старшего брата Алексея топился по-черному. Он умер в 1916 году, и его дома не стало. А вот баню «черную» помню хорошо, приходилось в ней мыться. Все остальные дома в деревне были примерно одинаковой застройки, бревенчатые, высокие, с большой комнатой и горницей, в пять окон с фасадной стороны. Под одной крышей были боковушки, сени, сараи, подвалы, отсеки для животных, хлев. В сарай вела широкая высокая лестница, по которой заезжала лошадь с сеном. Около домов не было никаких насаждений.
Хорошо помню дом деда Акима на берегу, большую длинную комнату с горницей. У потолка была подвешена полка, на нее поднимали горшки, миски, хлеб домашней выпечки. Вдоль стен – длинные скамьи, покрытые половиками. Помню самодельный шкаф для тарелок, а также красивый крашеный сундук с рисунком.
В деревне Корбиниеми жили Михайловы, Фомины, Редькины, Степановы, Гурьевы, Павловы, Тимофеевы. В каждом хозяйстве были одна-две лошади, коровы, овцы, куры. Ранним утром семьи шли на корчевку, посадку, покосы, жатву, а домой возвращались порой с закатом солнца. Очень справедливо жизнь и быт людей того времени описал находившийся в этих краях в ссылке революционер С. Струмилин, его записи соответствуют рассказам моей мамы. Она говорила, что семьи Тимофея в основном работали вместе, одной бригадой. Я хорошо помню поля ржи, овса, льна. И васильки, васильки, васильки…
Жители деревни сами изготавливали необходимые вещи: бочки и корзины самых разных размеров, ушаты, сундуки, хлебницы, ложки, грабли, лапти, кошели и многое другое. Сами пекли хлеб, заготавливали на зиму закрома зерна, бочки моченой брусники, грибы, картофель. А какую собирали ягоду! Только очень спелую: чернику крупную с голубым отливом; морошку янтарной спелости, без «фантиков»; бруснику малинового цвета. Кстати, клюквы, по словам мамы, собирали мало, лишь для чистки медных самоваров. В Корбиниеми было много дичи, мама вспоминала, что мясо рябчиков, глухарей, тетеревов ели довольно часто. На память мне осталась перина и подушки, наполненные перьями этих птиц. Из этих перышек необыкновенной красоты я собрала украшение на шляпу. А сколько рыбы было в нашем озере! С рыбалки всегда возвращались с полной корзиной окуней и плотвы. Налим и щука были большим деликатесом. Впрок рыбу сушили, вялили или солили. Зимней рыбалки тогда не существовало.
Все семьи жили примерно одинаково. Трудились от зари до зари вместе с детьми. Только одна семья в Корбиниеми была бедной, в ней было много детей. Мама рассказывала, что в те далекие 20-е годы хозяйка дома Иня (Ирина) будила своих детей со словами: «Noskua, kuskua, silmät peskiä, pakiččemah piäskiä!»
Жители соседних с Корбиниеми деревень, таких как Кодасельга, Илляла, Куйкка, Кибра, Сало и Нялмярви, между собой общались, обменивались опытом, ездили друг к другу в гости на церковные праздники. Все эти деревни располагались на островах и на побережье озера Ведлозера. В гости ездили всей деревней, и каждый дом был готов принять гостей, двери на замок не закрывались. Как известно, в каждой деревней был свой престольный праздник, и к нему готовились заранее. Для Корбиниеми – это День Покрова Пресвятой Богородицы, который отмечается 14 октября. Со всей округи в этот день в деревню съезжались гости, до вечера на «главной площади» продолжалось гуляние – различные состязания, игры, пляски, веселье.
При советской власти в Корбиниеми был организован колхоз, председателем которого до Великой Отечественной войны был Федор Федорович Редькин.
Из детских воспоминаний мне запомнилось, что когда мы вернулись в Карелию из эвакуации, мама отправила меня в Корбиниеми в дедовский дом. Там жила жена маминого брата Егора тётя Настя с тремя дочерьми – Татьяной, Верой и Зоей. Шёл 1944-ый год. По поручению тети Насти мы пилили в сарае кружочки березы на муку, а тетушка варила «хутту» (кашу) и пекла круглый хлеб, караваи. Учитывая, что мы вернулись из эвакуации нищие, тетя Настя подарила мне ботинки со шнурками на высоком каблуке, и я в них пошла в школу, в 3-й класс. Наверное, с тех пор каблук – моя стихия... Кое-что тетушка вывезла из бывшей квартиры мамы в Заячьей Сельге и передала нам. Тетя Настя рассказывала, что в начале войны все жители деревни покинули свои дома и устроились в землянках. Финны с собаками нашли людей и вернули в деревню. Так и пережили годы войны.
Серьезные испытания для людей деревни продолжились в середине XX века в связи с созданием совхозов и машинно-тракторных станций. Вместе с Корбиниеми опустели Кодасельга, Илляла, Кибра, Куйкка, Сало, Нялмярви… Шесть из семи домов моей деревеньки поплыли в Куккойлу и Юргилицу сплавом. Остался только один дом, камни фундаментов и часовенка… Этот райский уголок на большой карте Карелии оказался в запустении, а его жителей судьба разбросала по всей стране…
«Великий мудрец» Никита Сергеевич обещал нам житие при коммунизме к 90-м годам ХХ столетия, но жизнь, увы, распорядилась совсем по-другому. Мы живем в XXI веке в рамках капиталистической эпохи, которую перешагнули впопыхах. А бытие не любит революций, естественным является эволюционный путь развития общества.
Я часто задаюсь вопросом, придут ли когда-нибудь новоселы туда, где когда-то жили мы? Наверное, да... Пусть не сейчас, а лет через десять, двадцать, пятьдесят, а может и век, но непременно кому-то понравятся эти тихие, красивые, удивительные места, наш маленький полуостров. Но пусть святым для новых поколений будет память о том, что здесь когда-то жили их сородичи.
Фото из семейного архива Зинаиды Редькиной
