Вопросу, в каких формах шло развитие семьи, всегда уделялось много внимания. Интерес очень часто вызывался политическими соображениями. Буржуазия, как прежняя, так и современная всегда пыталась уверить об извечном существовании моногамной семьи (муж, жена и их потомство).
Против этого извращения действительности боролись классики марксизма, и Энгельс посвятил этому вопросу целую книгу «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В. И. Ленин в споре с Н. М. Михайловским, пишет: «История общественности — гласит эта доктрина прописей (т.-е. теория, высказываемая Михайловским. — A. JI.) —состоит в том, что сначала была семья, эта ячейка всего общества (это—чисто буржуазная идея: раздробленные, мелкие семьи сделались господствующими только при буржуазном режиме; они совершенно отсутствовали в доисторические времена. Нет ничего характернее для буржуа, как перенесение черт современных порядков на все времена и народы), затем — дескать — семья разрослась в племя, а племя разрослось в государство». Все данные по любому периоду доказывают справедливость Ленинской критики.
К подобному выводу легко притти, даже не пользуясь материалами о том или ином народе. Разве могло бы выжить человечество в древности, если бы оно было раздроблено на мелкие семьи? Вследствие слабой технической вооруженности и обилия хищников, при гибели хозяина семья неминуемо погибла бы! Иное дело, когда подрастающее поколение опекается женщинами, а все стойбище обеспечивается объединением всех мужчин, которые добывают для них еду. Погибнет часть охотников — уцелеет другая, которая прокормит тех, кто еще физически не в силах добывать себе пропитание. Одряхлеет охотник, и он может рассчитывать на родовой коллектив. Только в порядке взаимопомощи могли развиваться племена в древнее время.
На нашем севере еще очень недавно можно было встретить весьма любопытные формы так называемой «большой семьи» (как правило, бытовавших в зажиточных хозяйствах). Братья, не разделив между собой отцовского хозяйства, женились и продолжали работать в общем хозяйстве. В итоге получалась семья в 20,
иногда 30 и выше человек. По сути дела, люди жили родом, их взаимоотношения регулировались принципами, идущими из глубин веков. Произведенные пишущим эти строки записи в 1926—27 гг. выявили следующие формы:
Имущество большой семьи карел считалось общим для всех членов. Наследственные права хозяина на хозяйство, им руководимое, были равны правам только что родившегося внука или племянника. Ни хозяину (сколько бы лет он ни работал в хозяйстве), ни его внуку не принадлежал лично ни один предмет хозяйства. Распоряжался всем имуществом хозяин, и распоряжался единолично, так как в хозяйстве было единоначалие. Старшее поколение являлось лишь советниками и свое желание и мнение не могло противопоставлять воле хозяина. Несмотря на свое единовластие, хозяин не имел права, например, подарить лошадь кому-либо чужому. Отдав постороннему человеку что-нибудь из имущества без согласия прочих членов хозяйства, хозяин нарушил бы обычай. Если бы это вызвало протест семьи, то получившему подарок пришлось бы все равно вернуть его обратно, иначе дар делался как бы ворованным.
Таким образом, высшей единоличной власти хозяина противопоставлялась сила обычая, защищающая интересы всего хозяйства.
Обычай, что все имущество остается в хозяйстве и никто из его членов не имеет на него личного права, распространялся на ряд случаев. Если бы например у отделившегося от семьи старшего сына погибло выделенное ему имущество, то он не имел права претендовать на новое имущество отцовской семьи. Но если у отца родился еще сын и, после смерти отца, он перешел бы жить к старшему брату, тот обязательно настоял бы на выделе доли имущества новорожденному брату в размере равной доли каждого из братьев. Таким образом, доля новорожденного была равна доле каждого из его братьев, независимо от их возраста и количества вложенного труда. В этом проявляется родовой принцип — старший, многосемейный брат и только что родившийся брат — сыновья одного отца, следовательно, они имеют одинаковые права на имущество и, потому, им выделяют равные доли.
Отсутствие индивидуальной собственности в большой семье объясняется спецификой натурального хозяйства. Созданное общей работой всех членов хозяйство, оно принадлежало всем членам вместе и не могло принадлежать никому в отдельности.
Если бы хозяйство состояло из двух братьев, одного племянника от умершего брата и двух племянников от другого, тоже умершего брата, то имущество было бы разделено на четыре равные части до числу братьев. Таким образом господствовал родовой принцип, так как если бы один из племянников был бы холост, а двое оказались бы многосемейными, то при дележе холостой получил бы долю, одинаковую с многосемейными братьями.
Выше были указаны главнейшие принципы имущественных прав большой семьи. Их можно свести в следующие формулы:
1. Равноправие всех членов хозяйства во владении имуществом.
2. Единовластие хозяина, который не ограничивается отдельными членами, но ограничивается всеми членами вместе.
3. Подчиненность хозяина обычаю, нарушение которого делало его распоряжения незаконными и, тем самым, недействительны ми.
4.Равноправие в вопросе о наследовании между новорожденным братом и многосемейным. Тот и другой наследует от отца равные доли имущества.
Равноправие на имущество хозяйства как старика так и новорожденного в нашем понимании является несуразицей. Старик вложил в хозяйство труд всей жизни, а новорожденный приобрел все права одним фактом своего рождения в данной семье. Права одного и другого, тем самым, обусловлены не вложением личного труда, который, очевидно-, не учитывался в родовом обществе^ а кровной принадлежностью к одной и той же родовой единице. Не может быть споров, что это закон исходящий из принципов родового общества.
То обстоятельство, что все имущество принадлежит всему хозяйственному объединению и никому из членов в частности — тоже несомненно закон родового общества.
Наконец, для нас очень существенен третий принцип — нарушение обычая делает поступок самого авторитетного члена беззаконным. Этот принцип, несомненно, сыграл исключительную роль в консервации социальных форм и взаимоотношениях между членами доклассового общества.
Это обстоятельство позволяет рассматривать бытовавшую в XIX веке большую семью, как некий пережиток периода распадения родового строя. Таким образом, большая семья — это типичный осколок прежних семейных форм, когда жили как раз подобными сравнительно крупными коллективами. «Задруга» западных славян, «печище» на нашем севере, не раз упоминаемое в памятниках письменности — все это тип большой семьи XIX века, которая повсеместно бытовала в каждой волости дореволюционной России.
Взаимоотношения между членами большой семья были следующие. Теоретически хозяином семьи всегда был старший по степени родства. После его смерти хозяйством начинал руководить следующий за ним брат, дальше — другой брат, и только после смерти всех братьев хозяйство брал в руки старший сын старшего- брата. Старшинство наблюдалось всегда по степени родства. Если дядя и племянник были бы одних лет, то хозяином сделался бы Дядя, а не племянник. Однако, изучая генеалогию больших старин-
ных семей, мы видим, что, при долголетии хозяина, после его смерти очень часто хозяином делался его старший сын. Так как братьев его отца или уже не было в живых, или по старости и, главным образом, по непривычке, они уже не решались брать на себя эти функции. Кроме того, при явной непригодности очередного члена к управлению, власть сама по себе отдавалась следующему по старшинству члену. Глава хозяйства обыкновенно оставался им до самой смерти. Старики не могли припомнить случаев лишения хозяина права управления хозяйством. Повидимому, при плохом управлении, членам хозяйства оставалось просто выделить свой пай и жить отдельно от него.
Сопротивление хозяину со стороны отдельных членов хозяйства могла оказать только родная мать, отказываясь благословить его на предпринимаемое дело. Отказ в материнском благословении морально парализовывал волю хозяина. Кроме сопротивления матери, выше воли хозяина стояла сила обычая, на который ему указывали старшие члены семьи.
Особыми; знаками почтения хозяин не пользовался и работал,, если он был в силах, наравне с другими. Садился он всегда на «высоком» месте, старшие — по сторонам стола, а между ними в середине сидели младшие члены. Обедали обыкновенно мужчины за большим столом, женщины — за другим. Мальчики, как правило, ели с мужчинами. Женщина, садясь с мужчинами, сделала бы большую неловкость для всей семьи.
Хотя каждый член семьи, даже ребенок, являлся равноправным хозяином во владении имуществом, но в то же время каждый без. исключения член был в полном подчинении у хозяина. Последний всегда мог поставить любого члена хозяйства, в том числе своих братьев, на ту работу, которую он считал нужным.
Если в работе были сделаны какие-либо промахи, то перед, хозяином отвечал старший из производящих работу, хотя бы виновником был и не он, а кто-либо младший. Такая цепь ответственности между членами семьи ставила всех их в неразрывную зависимость друг перед другом. При полном подчинении с самого детства, младший член, дойдя до управления хозяйством, обыкновенно оказывался лишенным способности усвоить и ввести какое- либо нововведение, а потому сам цеплялся за привычные ему старые порядки. В силу подавления индивидуальности, порядок ведения хозяйства оставался во многом неизменным в течение ряда, поколений.
Хозяйкой чаще всего являлась жена хозяина и оставалась ею до самой смерти, хотя бы муж ее умер, а хозяином сделался кто-либо другой. Когда умирала старая хозяйка, то новой делалась иной раз более молодая и младшая по степени родства, если очередная женщина отличалась своими плохими хозяйственными способностями (кажется, моральные проступки в прошлом также учитывались при этом).
В ведении хозяйки было скотоводство (кроме лошадей), запасы белья и одежды, хранение и изготовление нищи. Хозяйка, будучи подчиненной хозяину во всех отношениях, имела весьма интересную прерогативу в скотоводстве. Без ее одобрениями разрешения никто не имел права ни убить, ни продать ни одной скотины. Такое заострение прав хозяйки в скотоводстве нельзя приписать лишь тому, что она знала скот лучше, чем кто-либо другой. По-видимому, нормы этого права идут в глубину веков, к каким-то особо таинственным связям хозяйки со скотом; надо учесть, что при отеле коровы хозяйка, наедине от всех совершала ряд магических манипуляций вокруг коровы и теленка с огнем и ладаном, которым их окуривала. Во всем остальном подчиненная хозяину, она имела право требовать от него изготовления или приобретения тех или иных необходимых принадлежностей в хозяйстве. В общем и целом, хозяйка являлась руководителем всех женских работ и отвечала перед хозяином за всех женщин.
Переходя к положению хозяйства, необходимо прежде всего отметить факт, что особого давления со стороны хозяина старшее поколение не испытывало, хотя юридически оно было в такой же личной зависимости, как и молодежь. Каждый член старшего поколения знал свои функции, имел определенные навыки и с детства был приучен к выполняемой им работе. Поэтому, обыкновенно, частые распоряжения хозяина были неуместны, так как старшие члены хозяйства руководствовались обычаем по примеру многих десятков лет. Знание обычая ставило старшее поколение в особое положение, давало им право делать советы, приводить подходящие примеры из жизни соседей, но все же они были только советчиками — хозяин поступал, руководствуясь не их желанием, а своим, однако противодействие общественному мнению было не под силу хозяину.-
Если старшее поколение мужчин не испытывало особого давления в большой семье и было ответственно лишь перед хозяином, то положение женщин старшего поколения было в такой же степени тяжелым, как и для мужской и женской молодежи. Пожилая женщина зависела от мужа, подчинялась хозяйке всего хозяйства и, наконец, хозяину. Защитниками женщин обычно являлись их мужья. Поэтому незамужняя женщина (старая дева) или вдова были в особенно тяжелом положении, так как некому было защищать их интересов.
Вся тяжесть подавления индивидуальности, личной инициативы и воли падала на молодежь, как мужскую, так и женскую. Завися от родителей и находясь в полном подчинении у хозяина (девушки зависели еще и от хозяйки), молодежь проходила тяжелую школу, пока время не стирало ее индивидуальных черт, пока не приобреталось знание обычаев, свыкание и подчинение бытующим устоям.
«Учили», то есть били в знак наказания, молодежь до женитьбы все члены, от старшего поколения до родных братьев. Больше того, молодежь мог бить любой старик данной деревни (а иногда
всего «общества» — в современном понятии сельсовета) за неуважение или какой-либо, показавшийся ему, промах. Домашние никогда не вступились бы за своего родственника, а наоборот, одобрили бы постороннего старика за то, что он поучил молодого парня, и сами вдобавок побили бы незадачливого родственника. Сколько и как бы ни работал молодой член хозяйства, весь результат его работы шел мимо него и поступал в общую пользу. Когда парень уходил на заработки, по возвращении домой он все деньги отдавал хозяину, даже отец работавшего парня не смел взять у сына ни одной копейки без разрешения хозяина. Заработавший деньги, если бы захотел сколько-нибудь оставить себе, мог бы это сделать лишь в порядке утайки. Если как-нибудь обнаруживалась эта утайка денег из собственного заработка, то работник был бы приравнен к вору, укравшему собственность, принадлежащую всему хозяйству. Такой взгляд на заработок исходит из приравнения индивидуального заработка к виду коллективного производства.
Трудно перечислить все права хозяина на младшее поколение. Эти права захватывают десятки случаев обиходной жизни, распространяясь даже на время отдыха и веселья. От хозяина (гораздо реже от отца) зависело — поехать ли младшему члену семьи в соседнюю деревню на праздники; точно также все необходимое, вплоть до мелких денежных расходов, давалось не отцом, а хо-зяином. Как было сказано выше, мужская молодежь находилась всецело в распоряжении хозяина, управлявшего без различия и племянниками и сыновьями. Власть отца совершенно терялась в процессах хозяйства и приобретала исключительную силу лишь в вопросах наследства (последнее является безусловно продуктом позднейшего времени, и на нем нет смысла останавливаться).
Еще более тяжелым являлось в большой семье положение женской молодежи. Дочь в хозяйстве считалась временной жилицей. В доме мужа она рассматривалась, как настоящий член семьи, только после родов сына. Положений бездетной женщины, как не выполнившей своего прямого долга — дать семье новых членов, было весьма тяжелым. Отец и мать по выходе дочери замуж теряли на нее права. В случае какого-либо бедствия они не имели основания обращаться к ней за помощью. Все права роди- гелей на дочь переходили к мужу и его родителям, что доказывается, например, в праве бить жену и сноху. В степенных семьях, Дорожащих своей репутацией, сноху избегали бить и эту функцию возлагали на своего сына — ее мужа. Кроме того, муж всегда отвечал за все проступки жены.
Заканчивая беглую обрисовку положения младшего поколения в большой семье, нельзя не отметить разницы между женской и мужской молодежью. Юридически в быту нет разницы между старшим сыном хозяина и его племянником, если они приблизительно в одних летах. Вопрос о подчинении одного другому в младших поколениях был тесно связан с возрастом, и всегда
более молодой подчинен более старшему (в то время как в старшем поколении важен не возраст, а степень родства). Среди женщин молодая жена, хотя бы младшего племянника, имела некоторую власть над любой девушкой в хозяйстве, к которому принадлежал ее муж. Преимущество чужеродной женщины над девушкой основывалось, повидимому, на том, что женщина дает роду новых членов, новых работников, и является постоянным членом хозяй-ства, а девушка — лишь временный «жилец» дома.
Сестры, до тех пор, пока не выйдут замуж, имели право до самой смерти жить с братьями или с одним из братьев (с кем они пожелали) и, работая в хозяйстве, получали за это пищевое и прочее довольство. Когда сестра выходила замуж, то хозяйство обязано было дать ей соответствующее приданое. Прогнать ее из родительского дома братья могли лишь за распутное поведение, порочащее «добрую породу» их семьи, в обиходе обычного назы-ваемой «родом». В общих чертах, функции родителей по отношению к женщине переходили к тому человеку, в хозяйстве которого она жила. Судиться сестра могла с братьями, но суд, если бы она хотела отделиться, был бы не на ее стороне, так как девушке отдельно жить не полагалось.
