Наступление наших войск на Свири набирало темп. Новое командование понимало, что более подходящего времени для воплощения в жизнь замысла депортации карел могло не представиться. Надо было ловить момент. Собственно, дело было уже "на мази", и это лишний раз подчеркивало энергию личного представителя Сталина в решении национальных вопросов. Он ее потом продемонстрирует в Корее и Венгрии.
В Москву по линии Политуправления - от Калашникова, по каналам ведомства разведки от Мельникова и лично от Штыкова уже пошла информация о том, что местное население враждебно встречает армию-освободительницу. Приводились факты, что когда-то в каком-то деревенском доме солдату отказали в молоке, а одна карелка пыталась отравить бойца. Особенно усердствовал политкомиссар, не стесняясь раздувать явную клевету. Начальник разведывательного ведомства действовал не только пером: было подготовлено несколько специальных групп, которые при подходе наших войск к деревням Тулокса, Видлица, Большие Горы правдоподобно продемонстрировали бы сопротивление "местных бандитов".
Теперь в дело должны были вступить корреспонденты. Не зря же их собирали в Беломорске еще весной. Но газеты упрямо молчали. Журналистов вновь решили собрать, на этот раз в бывшем штабе Седьмой полевой армии Финляндии в местечке у деревни Мегрега, что в 12 км от города Олонца.
"Известия" представлял известный писатель Геннадий Фиш, "Правду"- Михаил Шур, республиканскую газету "Ленинская правда"- Николай Клименко.
Как прошел сбор, свидетельствует Николай Клименко.
- Когда мы прибыли в штаб армии, с нами встретились генералы Штыков, Калашников и Мельников. Они начали интересоваться нашими впечатлениями о наступлении войск. Мы, не подозревая какого-то подвоха, стали рассказывать о встречах красноармейцев и офицеров с местным населением. Генералы недолго сидели молча. Первым прервал нас Штыков. Он сказал что-то про нашу невнимательность. За ним стал наставлять нас Калашников.
- Вам, товарищи журналисты, надо больше уделять места в своих корреспонденциях тем вопросам, которые пока умалчиваются. Именно умалчиваются! Таких вопросов уйма. Возьмите,- продолжал политкомиссар, - отношение местного населения к красноармейцам и офицерам. Они не столь безоблачны, как некоторые из вас пишут.
- Верно, - подал голос начальник СМЕРШа Мельников, - есть случаи нападения на передовые части. По нашим данным, это дело рук карельских бандитов.
- Позвольте спросить, товарищи генералы, - прервал его тираду Фиш, - вы уверены, что это дело рук местных отщепенцев?
- Если бы не были уверены, вы думаете, мы стали бы об этом заявлять? - резко ответил генерал Мельников.
- Нам можно познакомиться с фактами на месте? - продолжал допытываться собкор "Известий".
- Такую возможность мы вас дадим, - не сразу отозвался начальник СМЕРШа. - Наши товарищи предоставят вам необходимые данные.
Генералы еще с полчаса настраивали нас на написание критических статей. Их почему-то более всего интересовали местные жители, а не наши рассказы про лихие дела передовых частей, рвавшихся все дальше по занятой врагом территории.
Наконец, стало ясно, что инструктаж закончился. Покинули бункер, вышли на свежий воздух и вздохнули свободно. День был жаркий, душный. Ярко светило солнце. По дороге Лодейное Поле - Олонец шли колонны грузовиков с боевой техникой, личным составом.
- Что же получается, дорогие коллеги? - чуть отъехав от штаба, задумчиво произнес Фиш. - Мы с вами носимсяпо войскам, с передовыми частями врываемся в населенные пункты, встречаем людей, истосковавшихся по своим,ждущих родных, мужей, братьев, отцов, а нам говорят, что они стреляют по своим...
- А ты, Геннадий, не находишь, что здесь что-то не то.., - спокойно остановил рассуждения Фиша Михаил Шур,- проанализируй-ка, что тут вообще делается...
Собкор "Известей" изредка бросал взгляд на правдиста, искусно петляя "виллисом" между "студебеккерами", "фордами", "зисами", полуторками, двигавшимися в сторону передовой.
На окраине Олонца, где реки сливаются в широченный рукав, спокойно текущий в Ладогу, Фиш остановил машину.
- Давайте пройдемся и поглядим, что тут делается, в Олонецкой губернии! - предложил он.
Мы прошлись по главной улице, застроенной, видать, еще до революции низенькими , красиво отделанными домиками. Их, наверное, некогда использовали под магазины. Огромные витрины, а за ними пустота.
- Вот тебе и оккупанты! - с удивлением хмыкнул известинец. - Нигде ни дома не сгорело!
Побродив по Олонцу, мы молча возвратились к машине. Здесь нам предстояло расстаться.
- Коля, - обратился ко мне Фиш, - скажи, ты видел, чтобы местное население плохо встречало наших красноармейцев?
- С чего ты взял? - я не понимал его вопроса.
-То-то, брат... А тебе не кажется, - собкор "Известий" растолковывал мне, считая, что Михаил Шур и так псе понял, - что генералы втягивают нас в какую-то провокацию?
Я тогда еще не понимал, чего добиваются генералы.
- Вот что, Коля, - не ожидая моего ответа, продолжал Фиш, - сматывайся-ка отсюда, пока не влип в дерьмо!
Шур молчал, когда Фиш и Клименко рассуждали о тусных предложениях трех генералов.
Дело в том, что незадолго до этого сбора газетчиков Михаил Шур, корреспондент "Правды" на Карельском фронте, написал редактору Поспелову обстоятельное письмо с изложением своих впечатлений о мужестве карел па войне, о местном населении, о начатой клевете генералов на него. Шур писал, что "Штыков, Калашников и Мельников в национальном вопросе скатились на позиции черносотенцев"'.
Это письмо будет затем переслано в ЦК. В качестве неопровержимого доказательства лжи заговорщиков оно сослужит неоценимую службу Г.Н. Куприянову на заседании секретариата, куда он поедет защищать судьбы карельского народа.
Содержание письма Шура будет передано Щербакову в Главное Политуправление, оттуда - в редакцию "Правды". Корреспондента Михаила Шура редакция отзовете Карельского фронта. Войну он закончит уже на другом фронте.
