"...О доблестном нашем военном тыле,
о запасном полку, пишу и самому страшно:
как это мы могли пережить?
Как стерпели? Поделом нам, покорным рабам,
позорный результат, коим является
сегодняшняя наша действительность".
("Прокляты и убиты", роман)
В. Астафьев.
Шла вторая половина сорок четвертого года. Наступление, похоже, вскружило головы Верховному Командованию Красной Армии. В частях и соединениях политработники то и дело повторяли сводки Совинформбюро о продвижении фронтов вглубь Германии, при этом о потерях упоминали вскользь. Создавалось впечатление, что их почти нет. Между тем, летом и осенью предпоследнего года войны фронты поглощали ничуть не меньше маршевых рот, чем в ее начале: они были ненасытными.
Нынче мы знаем, почему запасные полки, а их насчитывалось несколько десятков, едва ли не каждые две недели провожали на войну очередных двести-двести пятьдесят наспех подготовленных бойцов.
В начале сентября наш эшелон, прибывший из района боевых действий, был раскидан по батальонам Вологодского запасного полка, из которого в те дни на фронт ушла очередная маршевая рота. Взамен ее прислали нас, недавно воевавших в лесах Карелии. Еще не освоившись, мы смекнули, что тут нас долго держать не станут. Этот полк, по всем признакам, специализировался на подготовке маршевых рот, в основном, из контингента бывших заключенных.
Нетрудно было понять специфику работы здешнего начальства, если каждые полмесяца освобождались казармы для новеньких: то ли для бывших уголовников, то ли для политически неблагонадежных.
Война одинаково пожирала в ту пору и наспех подготовленных новичков, и опытных служак, вновь призванных под ружье, талантливых и бездарных, медлительных и шустрых. Скоро нам стало понятно, в чем заключалась главная забота политработников полка. Каждый раз, шагая строем в столовую, мы пробегали глазами выведенные над входом чуть ли не на всю стену огромные ярко-синие буквы: ДО БЕРЛИНА ОСТАЛОСЬ... Рядом соседствовали красные цифры: 607 км, 588 км, 565 км. И так каждый день по убывающей. Выведи среднюю скорость наступления и увидишь конец войне.
Мы спешили на фронт. Не потому, что нас одолевал патриотизм, а прежде всего из-за необходимости скорее вырваться отсюда. Каждый понимал: на этой кормежке нам не увидеть ни Германии, ни победы. Наши желания, может быть, где-то учитывались и анализировались, но только еще никто не был послан на фронт за систематическое воровство солдатского довольствия. Политкомиссары не входили в положение рядового состава.
