Из чего складывается уважение к офицеру?
Одни считают, что от внимательного отношения к нуждам солдата, другие выше этого ставят простоту, доступность и близость к подчиненным.
Далеко не просто, а зачастую и опасно заступаться за солдата, если даже он прав. Стать рядом с ним перед рассвирепевшим начальством не всякий осмелится, а тот кто сделает это, становится кумиром у рядовых.
Солдатская служба ежедневно преподносит массу сюрпризов как солдатам, так и командирам. Если командир представляет собой личность, то как правило, его подчиненные выгодно отличаются от многих других при исполнении своего воинского долга.
Своего командира взвода я уважал. Во-первых, из-за роста. Был младший лейтенант выше меня, а я стоял в первой шеренге во главе взвода. Признаюсь, малорослых я тогда недолюбливал. И было за что. Взвод идет по лесу, где ни единой тропы. Снег - по брюхо. Мы, высокие парни, прокладываем дорогу. И это при сорокаградусном морозе! Нас шатает не только от усталости, но и от голода, от постоянного недоедания. Малорослых среди карельских ребят было мало. Они появились у нас после февраля 1945 года. И, говоря по-солдатски, стали на нас "ездить", особенно на полевых занятиях. Более тяжелое оружие - носи мы, тропу в глубоком снегу - тоже пробивать нам. В "атаку" мы тоже бросались первыми, а они уже бежали за нами. Как ни посмотри на это, а было несправедливое распределение обязанностей. Но это к слову.
Уважение к младшему лейтенанту Тихонову возникло у меня не только за его высокий рост.
Была у него хорошая офицерская выправка, сдержанность в обращении с подчиненными. Он зря не шумел, как это нередко делали наши младшие командиры, сержанты, а умел спокойно разобраться в обстановке и навести порядок. Известно, что когда человеку симпатизируют, тогда его недостатки стараются не замечать, а если они в чем-то и проявляются, то их прощают или оправдывают.
Среди своей офицерской братии наш младший лейтенант заметно выделялся не только ростом. Даже фуфайка сидела на нем ладно и привлекательно. Лицо его было постоянно румяным и свежим, словно он только что побрился и вышел из бани. Он был необычайно вынослив, его не брали ни морозы, ни ночные походы, ни вьюга. Как было не подражать такому командиру?
Командир взвода для нас вроде господа бога. Видим его редко. Даже не представляем, какие у него обязанности. Занятия, как правило, ведут Кочура, иногда Старчак.
Такие, как Тихонов, всегда на виду у женщин. Они лелеют их за то, что те умелые добытчики, всегда рядом, сними тепло и уютно. А собственно что в этом плохого? И так ли уж на самом деле благополучна их жизнь?
Холост наш лейтенант или женат? Хотя, когда ему было жениться? Восемнадцатилетним призвали в армию, шестимесячные курсы, и вот он офицер. Теперь ему двадцать. Значит, здесь обзавелся подругой. Одно ясно: нашим трудом пользовались не только офицеры. Мы, солдаты, ишачили, разгружая суда, переносили почти стокилограммовые мешки на своих худых плечах, а взводные, ротные и чины повыше пользовались результатами нашей работы. Кто мог в этом сомневаться? Уже зимой сорок четвертого года мы видели множество офицерских дам в шубках, перешитых из американских "подарков."
Как должны были мы относиться к офицерам, околачивающимся в запасном полку уже четвертый год? Многие из нас своих командиров между собой называли дезертирами, а пропаганда брала их под защиту, пытаясь возвести в ранг спасителей Севера. Они, якобы, всегда находятся в боевой готовности и в случае высадки вражеского десанта на Севере решительно вступят с ним в бой.
Толковали о том, что благодаря их организаторской роли суда союзников не простаивали в портах. Последнее было правдой. Благодаря нашему солдатскому поту караваны вовремя покидали порт.
Разговоры о том, что офицеры типа Тихонова, обеспечивают защиту Севера от возможного десанта уже тогда казались вымыслом, особенно для нас, испытавших, что значит встретиться с противником не на полигоне, а в смертельном бою. Мы не понимали высших руководителей армии: зачем они оберегали этих дышащих благополучием офицеров от войны?
Объяснение придет много позже. Офицеры тыла обеспечивали всю цепь от полка до генштаба многим необходимым и в нужном количестве.
За последние годы мне довелось встречать бывших военных, когда-то прошедших запасные полки, как и я. Об одной такой встрече и хочу поведать.
Как-то работая в госархиве Карелии, где я искал материалы о Ведлозерском истребительном батальоне, я познакомился с мужчиной, служившим в войну в тридцать третьем запасном полку. Он был комсоргом. Разговорились. Когда он узнал, что я на два года младше его, что в шестнадцать лет попал на войну, он как будто сник, потерял ко мне интерес.
- Знаете, - сказал он спустя минуту, - я не участник войны.
- Разве запасников не отправляли на фронт? - спросил я его.
- Отправляли... сопровождать маршевые роты до фронта.
Я мельком взглянул на его мундир. На моем собеседнике была форма офицера сухопутных войск. На груди аккуратно прикреплены орденские планки. Мое внимание на миг остановилось на колодке ордена Красной Звезды.
- За какие заслуги? - хотелось мне спросить, но я не задал такого вопроса. Вспомнилось, что в конце войны
Сталин отдал приказ о награждении всех офицеров, независимо от участия в войне, орденом Красной Звезды.
- Нас не отправляли на фронт, - говорил он, будто оправдывался передо мной, - считали, что мы в запасном полку нужнее.
Почему мой взгляд задержался на его орденских планках, четырьмя рядами прикрепленных на мундире? Кому-то же надо возглавлять комсомольскую и партийную организации в запасном полку и сопровождать маршевые роты до фронта? Но при чем здесь боевой орден?
Правда, в те годы над такими вояками открыто подшучивали, говоря, что они забрались на ташкентский фронт, стреляют из кривой винтовки и "наяривают " жен фронтовиков, а за это ищут себя в списках награжденных.
Мой собеседник, всю войну околачивавшийся в глубоком тылу и получивший за это боевой орден, видать, сейчас при разговоре с человеком, побывавшим в пороховом дыму и видевшим кровь и смерть, стеснялся своей награды.
А нынче все ли военачальники имеют право честно признаться в том, что награды получены ими за героическую службу Отечеству?
В армии уже давно укоренилась практика, когда вышестоящий генерал спрашивает подчиненного, тоже генерала, какую бы он хотел получить награду в день своего юбилея?
Разве повторяется не то же самое, что было и в ту войну: одни воевали, проливали кровь и, случалось, не получали никаких наград, а другие "дрались" на Ташкентском фронте и имели полную грудь орденов и медалей?
