Вызов к генералу Самойлову передали в полночь. Эфир гудел десятками голосов, а ему надо было поймать один единственный. Вызов к начальству с раннего утра чуть не отвлек его от работы. Майор был наслышан о приезжем члене Военного совета фронта. Передавали, что он больно лют, высокомерен, слушает только себя. С кем генерал общался, кого вызывал к себе, все оставались одного мнения: самодур и выскочка.
Самойлов никак не мог взять в толк, что нужно генералу от него и от его службы.
Он пытался проанализировать свою работу за последние дни и недели и не мог припомнить, чтобы его делами кто-то был недоволен. Майору было известно, что кроме его группы, аналогичной работой, пусть в меньшем объеме и диапазоне, занимаются разные разведслужбы, а в Ленинграде при Жданове, где ему довелось побывать, трудится целая интернациональная бригада профессионалов высшего класса: психологов, социологов, аналитиков и прочих специалистов. Все они работают против румын, венгров, испанцев, финнов, немцев, словом, всех, кто сражается на советско-германском фронте.
Еще и еще раз Самойлов оценивал свои дела и в них, к радости, не обнаружил каких-либо изъянов.
Недостатки могли оценивать лишь посольства Советского Союза, находящиеся за линией фронта. Там тоже вели такую же работу. Только их ответственность будет оценена историей, в то время как его работа на виду каждодневно.
Ночь перед приемом прошла в беспокойстве. Он плохо спал и часто просыпался. Под утро пришлось вскочить и спуститься в бомбоубежище. Самолеты противника, оказывается, бомбили железную дорогу севернее Беломорска.
Ровно в восемь он вошел в крохотную приемную и увидел уже знакомого капитана. Тот сразу направился к генералу. Штыков в эти минуты думал о майоре; если бы не предупреждение Жданова, он не стал бы размышлять, как вести себя с ним: строго? по-простецки? Так и не приняв какого-то определенного решения, он дал капитану знак, чтобы майор вошел.
Штыков в эти минуты пребывал в приподнятом настроении. Он только что вернулся с улицы. Там стоял крепкий морозец. Холод и ветер с моря взбодрили его, и он почувствовал желание пройтись на лыжах, однако прогулки были не для него.
Даже прерванный под утро объявлением воздушной тревоги сон не расстроил его, и он снова заснул и проспал еще более полутора часов.
Перед тем, как вернуться на свое место, адъютант мечтательно сказал: - А ведь где-то на юге уже тает, появились первые проплешины, и птички, наверное, чирикают вовсю.
- Размечтался, - произнес генерал, направляясь в свой кабинет. Раздумья адъютанта о весне тронули его.
Однако он спросил совсем о другом:
- Какие новые стихи Шубина читал?
- Прежних - много. Новых что-то давненько не видел, товарищ генерал.
- Надо ему напомнить, что армия ждет его новые стихи!
Капитан хотел доложить, что Шубину не до поэм. Но решил не высовываться, зная его слабость к поэту. Шубин уже не первый день находился в запое. Там, в Волхове, генерал не раз останавливал его. Поэт давал обещание не пить и снова забывал данное слово. И в Карелии уже успел отличиться, хотя находился менее полумесяца.
Когда начался рабочий день, генерал не вспоминал о недавнем разговоре. Вызвав к себе майора, он думал о том, как тому удалось расположить к себе Жданова.
- Разрешите, товарищ генерал?
В комнату вошел высокий, стройный офицер. Был он года на три-четыре младше его. Худощавое лицо, в отличие от его собственного, делало вошедшего совсем молодым, отчего он казался еще более щеголеватым.
- Товарищ генерал, по вашему вызову майор Самой
лов прибыл!
- Садитесь, майор!
- Слушаюсь! - спокойно, без подобострастия ответил вошедший.
После непродолжительного изучения фигуры офицера, генерал начал:
- Мне предложили познакомиться с вашей работой.
Он не объяснил, кто рекомендовал и для чего Самойлов потребуется. - Мне надо знать, как строится ваша работа, какие связи и с кем вы имеете и поддерживаете. Насколько ваша деятельность полезна Военному совету фронта.
Выждав, пока генерал выговорится, Самойлов глядел на него и пытался понять смысл вызова и возможные подводные камни. Из вопросов он стал догадываться, что тайный умысел у члена Военного совета фронта как будто отсутствовал, и это его успокоило.
- Товарищ генерал, если вы не возражаете, мне тоже хотелось бы понять, насколько профессионально вы наменеры изучить наше дело.
Штыков рассчитывал увидеть перед собой то ли какого-то полуграмотного периферийного офицера, который пристально будет глядеть ему в рот, то ли независимого штабиста, уверенного в поддержке всесильного члена Политбюро, а встретил делового, не теряющего достоинства перед ним майора, и от этого на минуту смутился.
Скупой ответный вопрос совсем сбил его с толку. Теперь он не знал, как далее разговаривать со столь культурным и образованным офицером. И чтобы не оказаться совсем профаном, решил прекратить расспрос до тех пор, пока не узнает окольным путем обязанности майора и его группы. '
- Хорошо, майор, на сегодня довольно! – Самойлов так и не понял, для чего генерал вызывал его к себе. – Я подумаю о вашей работе. Вы свободны!
- Слушаюсь! - Самойлов с достоинством встал, вытянувшись в струнку, спросил:
- Разрешите идти?
- Идите!
