Тот, кто имел хоть какое-то представление о делах всесильного Жданова в конце сороковых - начале пятидесятых, непременно знал, что коммунисты считали его вторым человеком в партии. С конца тридцатых годов ему удавалось не только удерживаться на высоких руководящих постах, в то время как многие приближенные Сталина пострадали, но и возвыситься над многими из его окружения.
Жданову удалось в своих руках сосредоточить огромную власть. Некоторые деятели в окружении вождя ему завидовали. Находясь вдали от кормчего, он, тем не менее, влиял на многие события, происходящие не только в стране, но и в Европе, пожалуй, не меньше самого Молотова.
Особенно заметной его роль была накануне финской кампании. Все провокации в отношении наших северных соседей были организованы им, а в роли практического их исполнителя выступал будущий маршал Мерецков. Чтобы таким образом, поступать, нужно было хорошо чувствовать запросы и настроения Кремля. Но удивительное дело: провокаторами были названы сами финны. Ни тогда, ни спустя десятилетия, ни Жданов, ни Мерецков в качестве провокаторов не фигурировали. Еще бы! Советская пропаганда тщательно оберегала их от этого клейма. Но остаться в тени навсегда им не удалось...
Позиция Жданова в отношении северного соседа сводилась, в конечном счете, к тому, чтобы лишить Финляндию государственной самостоятельности. И он всеми силами способствовал сколачиванию так называемого демократического народного правительства Финляндии во главе с Куусиненом и созданию армии из карел, финнов и вепсов.
Но когда Красная Армия, для которой только в песнях не существовало "преград ни в море, ни на суше", стала замерзать, застрявшая в снежных лесах Финляндии, немного отрезвел и Жданов. Но не настолько, чтобы примириться с самостоятельностью Финляндии. А наряду с этим, начиная с тридцать восьмого, он стал приглядываться к соседствующей с ней Карелии.
Именно в эти годы у него родилась идея прибрать к рукам Карелию. Здесь дело обстояло проще. Как только прокатилась волна арестов руководителей, особенно с финскими фамилиями, наступил его час. Карелия полностью обезглавлена, и туда рано или поздно потребуются новые руководители. Их он уже имел в резерве.
Тогда-то выбор пал на тридцатитрехлетнего секретаря Куйбышевского райкома партии города Ленинграда Геннадия Николаевича Куприянова. С июня месяца тридцать восьмого года он стал лидером карельских большевиков.
Задолго до назначения Куприянова на работу в Карелию, Жданов обратил его внимание:
- Помни, товарищ Куприянов, мы с тобой большевики, и у нас не может быть нерешенных национальных вопросов. В работах товарища Сталина он решен окончательно. Что касается так называемого карельского вопроса, он явно тянет на национальный. Отсюда один вывод: его нельзя не то, что афишировать. Он должен быть закрыт навсегда.
Вспомнились слова Оноре де Бальзака: "Идеи могут быть спасены или уничтожены только идеями".
Расставаясь, Куприянов от души благодарил Андрея Александровича за доверие в связи с рекомендацией на такой высокий пост. И помимо всего прочего сказал: "Мне теперь предстоит изучить язык карелов".
Тогда Куприянов еще не знал, что из себя представляет карельский вопрос. Вряд ли о нем имел более полное представление и Жданов. В ответ на слова Куприянова он только хмыкнул.
