Я карел. Мой народ и вепсы – мы не имеем письменности, пользуемся финским и русским языками. Считаю правильным, что в материалах пленума, состоявшегося недавно, областной комитет КПСС остро поставил вопросы о сохранении карельской и вепсской культуры. Сам я в школе учил русский язык, в техникуме – финский. Хотелось бы, чтобы решение проблем не осталось на бумаге, а воплотилось в жизнь.
П. Сидоров, участник Великой Отечественной войны, пенсионер.
п. Спасская Губа.
Читаю в Петрозаводске вывески на финском языке, смотрю на кипы нераспроданных журналов, слышу радиопередачи и грустно думаю о том, что послевоенное поколение финнов не знает родного языка.
Ничего не говорят им холодные неоновые огни. Народ, забывающий свой язык, – это страшно. Не написаны еще книги о судьбах ингерманландцев. Наши отцы и деды не забывали родного языка. Мы, дети, говорили на финском, гордились, что знаем еще и русский, карельский, а некоторые – и эстонский. А в школе – не звучат ли стихи Маяковского «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин...» как право на исключительность одного языка? Может быть, теперь преподавание финского языка изменилось к лучшему? Думаю, не очень.
Четыре года назад я окончил филологический факультет пединститута. На выпускных экзаменах студентка, второй год подряд проваливавшая экзамен по русскому языку, в сердцах воскликнула в адрес членов госкомиссии: «А нужен мне этот ваш язык!..» Выходит, искусственное возвеличивание одного языка над другими ничего не дало?
Словом, в последнее время мы не преуспели в изучении языков и даже забыли то, что знали. Дело идет к тому, что скоро ненужными станут газеты, журналы и книги на финском языке. В продаже нет, например, финско-русского словаря, а выпущенный в 1955 году стал библиографической редкостью.
Платные курсы языка многого не решат. Изучение языка, считаю, нужно начинать с детского сада, в университете открыть, может быть, вечернее финно-угорское отделение. Готовить не только учителей, но и переводчиков. Довольно прятаться за словами «проблема» и «к сожалению».
В. Терехов. Петрозаводск.
Разные мнения могут вызвать эти процитированные письма. Кто-то согласится с высказанными авторами писем суждениями, кто-то имеет другую точку зрения. При всем при том трудно не согласиться с приславшими письма в том, что тема поднята действительно важная. И появляющиеся время от времени в редакционной почте письма на эту тему – тому подтверждение.
В равной степени противоречивые мнения может вызвать и наш разговор – это естественно. И тем не менее...
Попробуем не впадать в крайности. Постараемся быть объективными, тем более что вопрос этот не простой, и связан он прежде всего с историей национально-государственного строительства нашей автономной республики...
Декабрь 1920 года. «Мы, представители карельских волостей – Ухтинской, Вокнаволокской, Юшкозерской и других, констатируем, что освободившаяся от капиталистического ярма Карелия только в тесном союзе с Советской Социалистической Федеративной Республикой может восстановить свое разрушенное экономическое положение и создать новое социалистическое общество Карелии».
Процитированный документ был принят делегатами шести карельских волостей в Ухте (ныне поселок Калевала), когда во время белофинской оккупации края правители буржуазной Финляндии пытались под видом освобождения карел и вепсов создать свои марионеточные правительства. Коренное население нашего края задавалось тогда вопросом: неужели тяжелое военное положение вынудит правительство молодой Советской республики отдать на откуп оккупантам кемские, повенецкие, олонецкие и другие исконно российские земли? И хотели одного: разрешить им с оружием в руках защищать свое право жить в составе Советской России.
А еще раньше, летом 1920 года, губернский ревком, состоявший из пяти карел, двух финнов и одного русского, решил: не должно быть национального разъединения карельских, русских и других граждан Севера. Восьмого июня того же года ВЦИК молодой Республики Советов принял постановление о создании советской национальной государственности карельского народа. Тогда же установил ревком Олонецкой губернии в деле народного образования два языка – русский и финский. И на первом Всекарельском съезде, состоявшемся в феврале 1921 года, свою речь Эдвард Гюллинг произносил на двух языках – русском и финском.
Напоминаю об этом только затем, чтобы еще раз убедиться в том, как неразрывны были на всем протяжении истории судьбы карел, русских, финнов, а значит, и судьбы их национальных культур, и неотъемлемой части культуры – языка.
В Центральном архиве республики хранится интересный документ – письмо Э. Гюллинга профессору из Хельсинки Карлу Крону. «Национальная культурная работа для нас, – пишет Гюллинг, – не является самоцелью... Это лишь средство, наиболее способное развивать из карельского трудового народа энергичного борца в общем могучем революционном строительстве. Мы ведем эту работу, ни в коей мере не уменьшая, а наоборот, укрепляя единство проводимой во всем Советском Союзе революционной культурной работы. Мы считаем важным особенно, чтобы карелы наряду с изучением финского литературного языка изучали бы также и русский, тем самым еще в большей степени мы могли бы приобщиться к могучей массовокультурной работе, которая проходит в России. К этому нас центральная власть не принуждает...».
Письмо написано в 1927 году. Разве изменились с того времени наши задачи?
Язык не может быть плохим или хорошим. Все зависит от того, кто на нем говорит. По историческим причинам вышло, что вторым национальным языком республики стал финский. В нем, нашем финском, произошло удивительное столкновение диалектов – образного карельского, добродушного ингерманландского, делового общелитературного – финских эмигрантов. На финский язык Карелии, как отмечают специалисты-языковеды, благотворное влияние оказали карельский и русский языки, например, на некоторые языковые явления и строение фраз.
К сожалению, языки больших ли, маленьких ли народов, как и сами народы, переживают порой сложные периоды в своем развитии. Так случилось и с финским языком.
В начале тридцатых годов в республике работали национальные школы, издавалась литература на финском языке. Из почти 300 кружков художественной самодеятельности около 200 работали на национальном языке.
В 1941 году в республике во время белофинской оккупации открылись школы с преподаванием на финском языке: началось противопоставление русской культуры – финской. Вместе с законом божьим было введено и телесное наказание для детей. Например, за употребление русских слов. Правда, та же пропаганда, занимавшаяся «финнизацией» населения Карелии, отмечала спустя два года, в 1943 году, что в народе еще «не проснулось национальное чувство». <...>
Но мыто знаем: именно фронтовое братство, именно национальное чувство карел и русских отправляло наших подпольщиков в тыл врага! Ведь именно карел, если уж на то пошло, было среди подпольщиков республики более половины. А. Лисицына и М. Мелентьева, Герои Советского Союза, дочери Карелии, – лучшее тому подтверждение. В суровые годы Великой Отечественной войны национальные чувства братских народов Карелии прошли серьезную проверку и выдержали ее.
Мы – интернационалисты. За этими словами не только большой смысл, но и великая действующая правда. Парни из Карелии выполняют интернациональный долг в Демократическом Афганистане. В Петрозаводске создан клуб «Интернационалист», идет сбор средств на сооружение памятного знака не вернувшимся с горных перевалов Афганистана. В этом – наш интернационализм.
В Петрозаводске действует 37 клубов интернациональной дружбы – практически в каждой школе. Около трехсот писем в год получают кидовцы петрозаводского Дворца пионеров из 152 городов страны. Немало их приходит и изза рубежа. И в этом тоже – наш интернационализм...
...Но, говорят, легче любить все человечество, чем конкретного человека, который рядом. Наш интернационализм – не только в больших делах, во взаимоотношениях между национальностями. Он – в нашей повседневной жизни, в которой бок о бок трудятся карел и русский, украинец и финн, татарин и вепс. Все мы, такие разные, живем в одном районе, городе, деревне.
Шутка ли сказать: в республике по переписи 1979 года проживает 94 национальности. Карелы и украинцы, белорусы и вепсы, финны и татары, русские и поляки, евреи и немцы, а также греки, китайцы, арабы, американцы, французы и испанцы. Одних побольше, других поменьше. Естественно, что в условиях национально-культурного сближения наций происходят взаимопроникающие процессы и в языках этих народов. Стоит ли удивляться тому, что, например, из представителей карельской национальности 61,8 процента считают родным язык своей национальности, а среди белорусов этот же показатель еще ниже, так же как и среди украинцев, вепсов. И даже среди русского населения республики, при его большинстве, он не стопроцентный!
Но что же плохого в том, если, например, более 70 процентов карел Калевальского района родным языком считают язык своей национальности и в то же время почти все из этого числа владеют русским? В Олонецком районе, например, по данным переписи, из общего числа карел 70 процентов населения владеют русским, а более пяти процентов русского населения владеет карельским языком. В Прионежье почти половина вепсов считает родным вепсский язык, и все они свободно владеют русским языком.
В конце 20х – начале 30х годов в республику стали приезжать переселенцы из Канады и США, главным образом, финны. Опытные, квалифицированные рабочие – лесорубы, трактористы, пилоставы – они привезли с собой не только множество технических новинок.
Выходцы из буржуазной Финляндии безуспешно искали счастья за океаном, в угольных шахтах Мичигана. Переселенцы стали полноправными членами братской семьи народов Карелии.
В интересах развития экономики республики в свое время в республику приехало по оргнабору немало переселенцев из Белоруссии. Что привезли они на землю Калевалы, кроме трудового энтузиазма? Несомненно, память их хранит язык родины, в доме такой белорусской семьи в любом из лесных поселков Карелии слышна белорусская речь. К сожалению, о взаимопроникновении культур белорусов, украинцев и местной, карельской, мы говорим пока не часто, не конкретно, да и признаемся честно, когда мы изучали этот вопрос?
Теперь об ингерманландцах, выходцах из области исконно русских земель по берегам Финского залива – от устья реки Невы до устья Нарвы. Утвержденная еще Петром Великим в 1708 году, Ингерманландская губерния не просуществовала самостоятельно и 10 лет, войдя затем в Санкт-Петербургскую губернию. Особенно трудными для людей, живших на территории современной Ижоры в Ленинградской области, стали предвоенные годы, когда в период культа личности они должны были покинуть землю, на которой работали и жили. Трудно не согласиться с автором письма в «Ленинскую правду»: нелегкая судьба у ингерманландцев. И подневольная работа в Германии была, и трудовые лагеря были, и запрещение жить на земле предков – тоже. Но справедливо ли говорить о потере памяти, о забвении своего финского языка выходцами из Ингерманландии? Где бы ни жили они – в Карелии, в Ленинградской области ли, в Швеции – ингерманландцы всегда помнили о своей культуре, предках...
Наша республика многонациональна и говорит на двух равноправных языках – русском и финском. И сегодня, в условиях демократизации нашей жизни, утверждения новых экономических отношений, национальные чувства каждого из нас, будь он карел или русский, белорус или вепс, финн или украинец, должны помогать нам в решении больших и малых задач перестройки.
С. Куликаев
